— Я все еще пишу истории. Но не думаю, что это к чему-нибудь приведет.
— Ты позволишь прочитать мне одну из них?
Я покраснела. — Нет.
Я знала, о чем были мои истории. Любовные письма к Лаклану. В каждой истории именно он был музой для героя. Когда я писала, когда представляла, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди из-за правдоподобности.
— Почему нет? — спрашивает он.
Я пожала плечами и стерла грязь, которой были покрыты половицы. — Это просто истории.
— Просто истории, — повторяет он.
— Я бы рассказала тебе, — сказала я в порыве, — но ты, вероятно, слишком стар для них.
— Я? Стар? Вернись к реальности. Я никогда не буду слишком стар для твоих историй.
Мой пульс ускорился, стоило мне переиграть его слова. Надеюсь, он имел в виду то, что говорил. — Ты уверен? — спросила я. — Потому что …
— Серьезно. Я хочу услышать хотя бы одну.
Я расслабилась, посмотрела вверх на бескрайнее небо и закрыла глаза. Снова, Лаклан увлекал меня в небольшой мир грез. Я могла жить там вечно. И кто смог бы винить меня? Воображение – это лучшее место, где можно быть.
Мои плечи расслабились, и все те комки нервов, казалось, исчезли, пока я говорила.
Я рассказала ему мою историю. Был конец света, и только несколько человек осталось на Земле. Но они были не одни. Была еще одна группа людей, которые называли себя Восьмерками. Они выглядели как люди, но на самом деле были монстрами, посланными уничтожить человечество. Эти пятеро, оставшиеся в живых, должны были объединиться, чтобы выжить.
Я рассказывала до тех пор, пока мой голос не погрубел, пока мой пульс не стал ускоренно биться от волнения. Пока история не была рассказана от начала до конца.
Лаклан присвистнул. — Хорошая.
Тревожась, я наклонилась ближе. — Ты так думаешь?
— Я думаю, что ты и сама знаешь, что она хорошая.
Я улыбнулась так широко, что мои щеки начали болеть. Я могла часами балдеть от его похвалы, но мне хотелось узнать, как он.
— Как у тебя дела?
Лаклан прислонился к деревянным перилам и скрестил руки. Я перевела взгляд на его руки. В сравнении с моими маленькими ручками, его длинные пальцы были крупными. Бабочки затрепетали у меня в животе. Я перевела взгляд на его лицо.
— Сейчас летные каникулы и мне не нужно учиться часами, так что у меня все действительно очень хорошо.
Я нахмурилась. — Тебе не нравится колледж?
— Мне нравится колледж.
— Звучит так, словно это не так.
— Мне нравится, — начал он медленно, — но есть вещи, которые мне нравятся больше.
Он бросил мне коварную улыбку.
Я была достаточно взрослой, чтобы понять, что он говорил о девушках, и это было хвастовством с его стороны. Появилось ощущение, словно кто-то ударил меня в грудь.
Я прикусила нижнюю губу и уставилась на теннисные туфли. Был один вопрос, который я ужасно хотела задать. Я нервничала, смотря на него.
— У тебя есть девушка?
Я была горда собой. Мой голос не дрогнул и мои щеки не покраснели… пока.
— Прямо сейчас? Нет. Но, у меня было несколько.
— Я помню… Лаура Кляйн, — я сгримасничала, изображая рвотные позывы.
Он ухмыльнулся. — С чего такое любопытство? Ты попалась на всю эту парни-девушки подростковую чушь?
Я наклонила голову. — Подростковая чушь?
— Ну, знаешь …, — он помахал руками в воздухе, — Держание за руки и прочая ерунда.
— Не знаю… Думаю, да.
— И кто парень?
«Я смотрю на него», — подумала я.
— Есть один парень, — ответила уклончиво.
— Ах… он парень. Не мальчик. Должно быть, старше… сколько, пятнадцать? — дразнит он.
Я сузила глаза. — Намного старше пятнадцати.
Он нахмурился. — Ребенок, любой, кто старше пятнадцати – слишком стар для тебя.
— Нет, вовсе нет.
— Вообще-то, да, — спорил он.
Я взяла листик, лежащий передо мной, и покрутила его. Он не знал, как было лучше для меня. Никто не знал, кроме меня.
— Могу я дать тебе совет?
Я подняла на него глаза и сказала неохотно. — Попробуй.
— Любой парень твоего возраста – придурок. Не доверяй им.
— А что насчет твоего возраста?
Он бросил мне ухмылку, которая заставила меня резко вздохнуть.
— Мы все еще придурки. Фактически, ты не можешь доверять никому из нас. И все эти глупости с поцелуями? — он покачал головой. — Тоже этого не делай.
