Мой же реальный отец начал ругать меня из-за беспорядка, который я устроила по подъездной дорожке. Сказал мне взять шланг, смыть все это безобразие, после чего привести себя в порядок. И когда я это сделала, он изнасиловал меня.
Мое тело начинает трясти.
Вся боль, которую я испытывала, была результатом попытки распутать темную душу, чтобы переплести ее с другой - чистой душой. Темнота отдает свои мрачные воспоминания в надежде, что эта девственная чистота сумеет спрятать всю боль.
Я чувствую, как руки начинают сжимать меня крепче. «Продолжайте сжимать, продолжайте поддерживать», — думаю я про себя. Может быть тогда, вся эта боль и агония оставят наконец-то мое тело.
Я смотрю вниз и, наконец, принимаю мысль, что кровь моего собственного отца растекается по полу, просачиваясь в трещины деревянного покрытия.
Тело, удерживающее меня, отстраняется. Я смотрю Лаклану прямо в глаза.
— Мне очень жаль, — хрипло шепчет Лаклан.
Эта моя боль. Только моя. Мое тело начинает дрожать, пока меня практически не сокрушают конвульсии.
Сразу после этого время ускоряется. Я вижу доктора Ратледж, стоящую в дверях. Ее лицо мгновенно бледнеет, когда она осматривает комнату. Ее глаза перемещаются от пистолета к Лаклану. Она достаточно быстро складывает все кусочки вместе.
Затем она смотрит на меня, но не так, как обычно это делают врачи, не безучастно. Она смотрит на меня с непередаваемой скорбью и пониманием. Тогда-то я, наконец, осознаю, что все это время она знала правду. Она заходит в комнату, отпихивая в сторону осколок дерева.
— Что произошло? — спрашивает она.
Лаклан не оборачивается. Его губы сжаты в тонкую линию, ноздри раздуваются, глаза сужены. — Я убил его. Я…. — Он усиливает свою хватку на мне. — Я видел его. Я видел, что он….. — его голос ломается и замолкает.
Доктор Ратледж медленно подходит к нам. Она касается плеча Лаклана, и он напрягается. Затем она отстраняется и быстро произносит. — Это была самооборона, договорились? Он хотел напасть на тебя, и тебе пришлось защитить себя, выстрелив.
Лаклан поворачивается и смотрит на Ратледж. — Это была не….
— Лаклан, ты должен был защитить себя и Наоми. — Осмысленно произносит доктор Ратледж.
Лаклан кивает.
— Все закончилось, — шепчет она. И мне хочется знать, кому она это говорит, мне или Лаклану?
Я слышу шаги за дверью и бормотание голосов. Мама заходит в комнату. Всевозможные эмоции отражаются в ее глазах, когда она смотрит на безжизненное тело моего отца. Ее лицо поникает. Она бежит к нему и падает рядом на колени. Она рыдает так громко, что у меня начинает звенеть в ушах.
В разгар ее слез, доктор Ратледж говорит по телефону, кому-то судорожно что-то объясняя. Я знаю, что полиция и служба скорой помощи скоро прибудут сюда. Знаю, что они будут задавать нам с Лакланом вопросы. Я знаю, что они увезут моего отца в черном пакете.
Но одного я не знала точно. Я не знала, как мне выжить со всей болью, которую отдала мне Лана.
Спустя час я сижу снаружи на ступеньках, укутанная в плед. Огни полицейских машин мигают не переставая. Пять полицейских приехали на вызов. Трое из них постоянно входят и выходят из дома, что-то осматривая. Оставшиеся двое разговаривают с доктором Ратледж и Лакланом. Они уже поговорили со мной несколько минут назад, но я уверена, это не в последний раз, когда я с ними встречаюсь. Двое сотрудников службы скорой помощи идут по тротуару, везя носилки. Мама до сих пор внутри, до сих пор рыдает. Я не еще разговаривала с ней. Она ни разу на меня даже не посмотрела. Хотя, если бы она это и сделала, не думаю, что это изменило бы наши отношения. С воспоминаниями Ланы, а также с моими воспоминаниями, медленно возвращающимися ко мне, я вижу, что здесь даже не о чем разговаривать. Начать даже не с чего.
Я смотрю вперед. Лаклан приближается ко мне. Все это время он был Максом. Я все еще не могу уложить это в своей голове. Так много всего произошло, что я никак не могу уложить все это в голове.
Он останавливается передо мной. — Я еду на допрос.
Мои глаза расширяются. Я собираюсь встать, но он кладет руки мне на плечи и опускается передо мной на колени. — Это стандартная процедура.