И отличалась она в первую голову откровенным прагматизмом. Без всяких романтически-эмоциональных заморочек, на которые оказались богаты последующие царствования. Английский премьер-министр Пальмерстон, прожженная бестия, пробы негде ставить, однажды огласил прямо-таки гениальную формулу касательно внешней политики своей империи: «У Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов. У Англии есть лишь постоянные интересы».
Николаевская внешняя политика этой идее как нельзя более соответствовала. Взять хотя бы отношения с Турцией.
В конце 20-х годов XIX столетия российские интересы потребовали как раз войны и русский флот совместно с английским и французским расчесал турок под Наварином - а потом русская армия заняла княжества Молдовию и Валахию (турецкие протектораты), перешла Дунай и овладела крепостью Варна. В результате после нескольких побед султана вынудили (дипломаты Нессельроде, разумеется) передать России восточное побережье Черного моря, признать российское покровительство над Сербией, Молдавией и Валахией (из которых чуть позже образовалась независимая Румыния), открыть русским судам свободное плавание по Дунаю (что было крайне необходимо для русской экспортной торговли) и Дарданеллам.
В то же время Николай избегал явной и серьезной поддержки восставших против султана греков - греки, конечно, были православными, но хитросплетения европейской политики требовали не эмоций, а голого (ладно, что уж там - циничного) расчета.
Буквально через несколько лет Россия выступила прямой защитницей «басурманской» Турции. Обстоятельства требовали. В 1832 году египетский паша поднял мятеж против султана - но задумки его шли гораздо дальше примитивного сепаратизма. «Незалежным Египтом» он не ограничился — двинул войска на Стамбул.
Турецкая армия находилась тогда в удручающем состоянии, но в тот момент распад и расчленение Турции интересам Николая как раз противоречили. А потому для защиты Стамбула с моря на рейд встали русские фрегаты, на берег высадился десятитысячный русский корпус и, примкнув штыки, стал дожидаться египтян.
Свои намерения Николай выразил четко: «Надо защитить Константинополь от нападения Мухаммеда Али. Эта война вызвана духом возмущения, который овладел сейчас Европой, и особенно Францией. Если Константинополь сдастся, у нас под боком окажутся люди без пристанища и родины, отвергнутые обществом: такие люди не могут жить спокойно… Я должен в зародыше ликвидировать этот новый источник зла и беспорядков и повлиять на развитие событий на Востоке».
В самом деле, египетский паша Мухаммед Али поигрывал в либерализм, водя шашни с «европейскими прогрессистами». Но, услышав о прибытии в Турцию русских, он моментально остановил свой «дранг нах Стамбул», прекрасно понимая, что с его воинством сделают русские: это вам не обленившихся янычар гонять по Синайскому полуострову…
Тут только всполошились Англия с Францией, видя, что Россия в одночасье становится единственной спасительницей и покровительницей султана. Тоже подогнали флоты, начали стращать мятежного пашу…
Тот в конце концов отступил и смирно сидел в своем Египте в обмен на титул «пожизненного правителя». А русские войска - первый и единственный, думается, случай в истории церемониальным маршем прошли пред султаном, каковой наградил их турецкой медалью, все десять тысяч (опять-таки единственный случай в истории).
Ну а позже, когда российские интересы опять-таки потребовали выступить на стороне Турции, Николай преспокойным образом осадил православных румын, требовавших окончательной и ничем не стесненной независимости и русские войска совместно с турецкими вступили в помянутые княжества, наведя там порядок.
Еще через несколько лет, когда ситуация вновь изменилась, Николай стал добиваться как раз расчленения Турции. Начавшаяся из-за этого война оказалась для России неудачной, но об этом подробнее — чуть позже.
В общем, как мы видим, Россия действовала исключительно по Пальмерстону: ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, только постоянные интересы.
Что интересно, даже ссыльный декабрист Лунин, последовательный и упрямый критикан Николая, о его внешней политике писал с пониманием и уважением: «Внешняя политика составляет единственную светлую точку, успокаивающую разум, усталый от обнаруженных во мраке злоупотреблений и ошибок. Император Николай, избегая вмешиваться по примеру своего предшественника в дела, не касающиеся непосредственно России, почти всегда предписывает свою волю в случаях, касающихся России. Он неизменно соблюдал правило вести одновременно лишь одну войну, за исключением Кавказской войны, завещанную ему и которую он не мог ни прервать, ни прекратить».
