– Вы очень интересный собеседник…
– Артём Аркадьевич. К вашим услугам.
– Да, спасибо, я запомню… Признаюсь, я действительно всё это знал, и про смуту в XVII веке, и про нынешних небожителей у престола… Но знания не раскрывают мотивы столь самоубийственного поведения высшего сословия, не объясняют желание разрушить свой собственный дом и оказаться без крыши над головой…
– Во все времена проблемы на Руси начинались с желания элиты жить в соответствии с западными стандартами изобилия, без оглядки на отечественные возможности. И при Рюриковичах, и при Романовых. За одно лишь правление Екатерины II затраты дворян и купцов на роскошь выросли в три раза, а впереди маячил XIX век, названный публицистом Меньшиковым «столетием тревожно-быстрого упадка народного благосостояния в России». Вы читали Михаила Осиповича? Очень рекомендую! В 1901 году он писал:
«Желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые так обычны на Западе, мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ наш хронически недоедает и клонится к вырождению, и всё это для того, чтобы поддержать блеск европеизма, дать возможность небольшому слою идти нога в ногу с Европой».[27]
Понимаете ли, речь идёт об изъятии у народа не только прибавочного, но и доли необходимого продукта, как цены за жизнь части верхушки по стандартам буржуазного Запада. Что такое прибавочный и необходимый продукт, знаете? Нет? О марксистской теории пусть вам Гриша рассказывает. А я сейчас про другое – про роль личности в истории. Так вот, любезный мой адмирал! Судьба с появлением в ней Гриши подарила вам уникальный шанс, а уж воспользуетесь им или нет – зависит только от вас. В любом случае, с Непениным или без него, Россия перетерпит и эту, и любую другую смуту, выживет, возродится, как птица Феникс из пепла, оставляя нам грешным решать – с кем мы? С Отечеством или без него. Причём решение человека быть «без России» самым загадочным образом приводит его в стан врагов России. Выбирайте, Адриан Иванович! Время не ждёт!
Генерал повернулся к Непенину, подмигнул и вдруг, коротко размахнувшись, залепил пощёчину.
Охнув и пошатнувшись от неожиданности, адмирал, наполнившись гневом, вскричал:
– Да что вы себе позволяете, милостивый сударь!..
…И открыл глаза. Он лежал на диване. Вагон мерно покачивался на железнодорожных стыках. Напротив стояла Анна, испуганно вытаращив глаза, а чуть поодаль, у окна, с окровавленным полотенцем через плечо, сидел Распутин.
– Аня, я же говорю, что проводить реанимационные мероприятия и шлёпать по щекам должна именно ты, – широко улыбаясь, заявил Григорий. – Если бы его высокопревосходительство очнулся, увидев перед собой мою физиономию – пришиб бы. Мне и до дуэли дожить не светило. В силу нашего разного социального статуса таковая вообще невозможна…
– Простите, Адриан Иванович, – пролепетала Анна, – я, наверно, перестаралась… Просто вы так долго не приходили в себя.
– Паяц! – проворчал Непенин, обращаясь к Распутину и оглядываясь вокруг. – Стало быть, мне всё это привиделось?
– Нет, всё было всамделишное, – щебетала Аня, сворачивая окровавленную простыню, – у вас случился гипертонический криз и, чтобы не было удара, Гриша… Григорий Ефимович немедленно решил произвести кровопускание, не дожидаясь помощи на ближайшей станции.
– К сожалению, я некоторое время, как доктор, буду недееспособен, – вздохнул Григорий. – Все делала Аня.
Непенин заметил, что правая рука Распутина перебинтована у запястья и висит на перевязи.
– Аня – молодец. Крови не боится. Рука твёрдая. Надрез сделала уверенно. Нас обоих успешно перевязала. А я получил незабываемые впечатления. Не каждый день, знаете ли, дама в моем присутствии охаживает по щекам целого адмирала.
– Ты несносен, – фыркнула Анна.
– Я бы, конечно, предоставил вам возможность еще отдохнуть, но, к сожалению, нам скоро выходить.
– А разве мы не в Петербург? – удивился Непенин, – билеты ведь до конечной.
– Это маленькая уловка на случай, если кто-то телеграфирует из Гельсингфорса, и нас попробуют перехватить на столичном вокзале. Нет, наш пункт назначения – Сестрорецк.
