Распутин наш. 1917 - страница 12

– Уже не помню – где, – Григорий мечтательно представил себе эту картину, услужливо нарисованную воображением, – но я читал, что счастье – это волшебная метаморфоза, происходящая в нашем сознании. Она слабо зависит от собственных действий и почти никогда – от их результатов, может возникать совершенно произвольно и неожиданно, поэтому количество счастливых людей среди богатых и бедных, знатных и худородных почти всегда одинаково… Кажется, вам удалось сегодня совершить это небольшое волшебство…

– Если вам не трудно, – Анна сделала над собой усилие, – не называйте меня Аней. Это связано с человеком, которого я бы хотела забыть…

– А как вас называл дедушка?

– Анюта. Нюша…

– Можно мне тоже Вас так называть?

– Можно, но лучше просто Анна.

– Постараюсь делать и говорить только то, что вам нравится. Давайте, чтобы я не ошибался, вы расскажете, а я запомню, что Вы любите.

Анна улыбнулась, погоняла ложечкой чаинки в чашке, прикрыла глаза, словно вспоминая всё хорошее, что было в её жизни, и начала тихо перечислять.

– Я люблю улыбки, понимание, прикосновение, нежность, смех, музыку, танцы, прогулки по парку, листопад и звездное небо, люблю морской ветер, брызги, снег, мороженое, росу, теплый зеленый чай с жасмином, натюрморт с яблоками и цветами, и что бы руки были измазаны краской, люблю молчать и смотреть в глаза, мечтать и любить, пирожные с кремом, пламя свечи, воск на руках, цветные сны и рассвет, дождь, люблю искать приятное и красивое в мелочах, знакомиться с новыми людьми и спать на маленькой подушке…

– Полагаю, достаточно, – произнёс Григорий, – я вас понял.

Пару минут они посидели молча, каждый уткнувшись в свою чашку, думая о своём, слушая, как звонко колотятся снежинки в окно и скрипит под полом отогревшийся сверчок.

– Пора возвращаться на грешную землю? – спросил он, глядя, как Анна покусывает губы, бросая исподлобья выразительные взгляды.

– Пора, – вздохнула женщина, – хотя очень не хочется. Может, отложим до завтра?

– Можем, – согласился Распутин, – но какой-то умный человек в своё время сказал – «лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

– Мудро! И каким же вы видите ужасный конец?

– Трагическим. Вас предали друзья и приговорили враги. Для любого разведчика это – почти гарантированная смерть. Выполняя распоряжения руководства, лейтенант Окерлунд делится оперативными планами и учётными данными с союзниками, а от них информация утекает в Германию. Но, кроме того, и в самом Моргенштабе изрядно течёт…

– Что, простите?

– Утечка информации, течь…

– Вы очень интересно выражаетесь.

– Потому что я – один такой.

– И кто вы?

– Обещаете не смеяться?

– Постараюсь.

– Моя фамилия – Распутин.

– Тот самый?

– Скажем так, я очень на него похож.

– А я-то ломала голову, почему ваше лицо мне так знакомо… И что же Вы делаете здесь? О какой миссии вы говорили?

– Я должен попытаться остановить войну, и как максимум – спасти наш мир от скатывания в ещё более страшную катастрофу.

– Что может быть страшнее мировой войны?

– Гражданская. И надо постараться её предотвратить.

– И всё?

– И спасти вас…

– Ёрничаете?

– Нисколько. Сейчас я даже не знаю, что важнее.

– И как вы собираетесь это делать?

– Найти немецкую разведгруппу, пока она не разыскала вас.

– Вы их ликвидируете также безжалостно?

– Это демоны, Анна, не стоит их жалеть. Если их не остановить, рано или поздно они доберутся до вас. Связного можете не ждать. Посланный к вам поручик Спешнев застрял в Голландии, а военный атташе посольства Сташевский даже не подозревает о вашем существовании.

– Почему?

– Кое-кто в Моргенштабе искажает и блокирует оперативную информацию.

– Вы знаете – кто?

– Знаю, но у меня нет никаких доказательств.

– Хорошо. Я позволю вам заняться моей судьбой, но при условии, что спасать мир мы будем вместе, – улыбнулась Анна.

– Это может быть ещё опаснее разведгруппы кайзера.

– Если меня все равно уже приговорили…

Крохотные ресторанчики, как правило, примыкающие к отелям – визитная карточка Стокгольма. Их больше всего в центре старого города на самой высокой части острова Стадсхольмен, на площади Стурторьет (Stortorget). С момента основания она превратилась в излюбленное для горожан место встреч, прогулок и неспешных разговоров за чашечкой шведского национального напитка глёга, приготовленного из подогретого фруктового сока с добавлением изюма, миндаля, сахара и специй. В центре площади – колодец – массивное невысокое сооружение в форме колокола, по периметру – эклектика времен и стилей. Рядом с квадратным королевским дворцом и башней Стокгольмской ратуши такой же формы – изящная фондовая биржа времён Густава III, напротив – яркое охристое здание с фигурным фронтоном и фасадом, знавшее ещё Кристиана II и устроенную им Stockholm Blodbath – Стокгольмскую «Кровавую Баню». «Всем хорош был Кристиан, – вздыхают шведы, – но слишком уж нервный.» Объединил под своей рукой Данию, Швецию и Норвегию. Шведская знать присягнула ему последней в 1552 году в обмен на железобетонные гарантии амнистии для местной фронды. Амнистия случилась фееричная. На третий день празднования после коронации, ворота Стокгольма закрылись, и ни один из приглашенных шведов за пределы города не вышел. Все они были схвачены, обвинены королем в подготовке заговора и казнены. За одну ночь, не заморачиваясь данным ранее словом, Кристиан II ликвидировал знати больше, чем Иван Грозный за всю свою жизнь. Тем не менее, он в глазах шведов слывёт добрейшим христианином, а Иван Грозный – исчадием ада.