При этом он мне рассказывал, что в общем царь уже совсем не так враждебно относится к евреям, как это принято думать. Слово «еврей» все же неприятно действует на царскую семью. Неприязнь к евреям прививается в детях императорской семьи уже с малых лет няньками и прочей прислугой. Распутин рассказывал, что министр внутренних дел Маклаков при играх с наследником старался его запугивать словами: «Подожди только, тебя заберут жиды!» Из боязни наследник при этих словах даже кричал.
После составления подходящего списка кандидатов в министры Распутин стал все чаще и чаще заговаривать с царем относительно еврейского вопроса, причем царь все же высказывал большую осторожность не столько из-за своего антисемитизма, сколько вследствие других причин.
Я вскоре сам нашел подходящий случай хлопотать перед царем о моих единоплеменниках. Дело касалось следующего. Двести еврейских зубных врачей были приговорены к арестантским ротам из-за того, что будто они приобрели свои дипломы врачей, только чтобы обойти закон еврейской оседлости. Все они были честные, спокойные люди и многие из них имели семьи. Я решился ими заняться. Я пригласил к себе представителей приговоренных врачей и предложил их свести с Распутиным. Когда Распутин явился, все взмолились к его помощи против министра юстиции Щегловитова. Он ответил: «Как вам помочь! Щегловитов столь твердолоб, что не выполняет даже царских приказов, если они гласят в пользу евреев. Вы должны поручить дело Симановичу. Он перехитрит Щегловитова. Подайте прошение».
Мы решили прошение о помиловании подать в следующее воскресенье. Этот день Распутин собирался провести в Царском Селе, а именно, утром он хотел присутствовать вместе с царской семьей на обедне, а потом завтракать у Вырубовой. Все шло по программе. На завтрак явился также царь со всей семьей. Он был в отличном расположении духа. Вырубова была посвящена в наш план и хотела нам помочь. После завтрака она сказала царю:
- Симанович также здесь.
Царь вскочил шутливо из-за стола и сказал:
- Он, наверно, хочет меня провести.
Он вышел ко мне и спросил:
- Что ты хочешь?
Скрывая мое волнение, я сказал, что имею один бриллиант в сто карат и желаю его продать. Я уже предложил этот бриллиант царице, но она находит его слишком дорогим.
- Я не могу во время войны покупать бриллианты, - ответил он, - ты, наверно, имеешь другое дело. Говори.
В этот момент к нам подошел Распутин. Он слышал последние слова царя.
- Ты угадал, - сказал он ему.
Царь, по-видимому, не имел охоты входить в подробности нашего дела. Он уже предчувствовал, к чему наше дело сводилось.
- Сколько евреев? - спросил он.
- Двести, - ответил Распутин.
- Ну, я уже знал, давайте сюда прошение!
Я передал царю прошение, которое он просмотрел.
- Ах, эти зубодеры! - сказал он. - Но министр юстиции и слышать не хочет об их помиловании.
- Ваше Величество, - возразил я, - что означает: не хочет слышать? Министр не смеет прекословить, когда Ваше Величество приказывает.
Распутин ударил кулаком по столу и вскричал:
- Как он смеет не повиноваться при исполнении твоих приказов!
Царь видимо смутился.
- Ваше Величество, - сказал я, - осмелился бы предложить следующее. Вы подписываете прошение. После отъезда Вашего Величества я передам прошение Танееву (начальнику царской канцелярии), и он уже распорядится о дальнейшем.
Царь последовал моему совету. Дантисты были помилованы. Они устроили денежный сбор, собрали 800 рублей, и на эти деньги была куплена и поднесена Распутину соболья шуба.
Я же получил еврейский медовый пирог, бутылку красного вина и серебряный еврейский кубок.
Мое возрастающее влияние заставило моих реакционных противников следить за мной. Таким путем они хотели добыть обвинительный материал против меня и установить круг моих знакомств.
Чтобы избежать этой слежки, я не принимал лиц, обращавшихся ко мне по еврейским делам на моей квартире. Я обычно встречал их в одном из учрежденных мною игорных клубов, где мне легче было укрыться от глаз моих шпиков. Очень странно было положение охранной полиции в этом деле. Она также считала нужным за мной следить, но по моему распоряжению одновременно агенты охранной полиции также следили за агентами моих противников. Я должен заметить, что за мою деятельность в пользу евреев я не получил ни копейки денег. Я отклонял гонорар, так как не хотел испортить мою репутацию перед министрами и уменьшить значение моего влияния, а предпочитал зарабатывать другими путями.
