Дзержинский приказал командиру бронепоезда:
— Сгружайте дрезину! — потом обратился к подошедшим Бокию и Кравченко:
— Товарищ Бокий, берите двух бойцов, поедете со мной на станцию. Вы, товарищ Кравченко, принимайте командование над бронепоездом и десантом. Пока не увидите две красные ракеты — стойте здесь!
Бойцы уже сгрузили с платформы, которую толкал перед собой бронепоезд, ручную дрезину и установили на рельсы. Дзержинский со товарищи погрузился на дрезину, бойцы взялись за ручки и тележка покатила в сторону станции. Кравченко долго смотрел ей вслед, потом скомандовал командиру бронепоезда:
— Малый вперёд! — Сам влез на переднюю платформу и стоял, не отпуская от глаз бинокль. Железнодорожная ветка шла через лес. Когда за очередным поворот показалась станция, Кравченко резко скомандовал: — Стоп! — И тут же: Сдай чуток назад!
Бронепоезд спятился за деревья.
— Десант на выгрузку! — скомандовал Кравченко. Пока бойцы высыпали из вагонов, собрал около себя командиров. — Разведку вперёд. Ротам скрытно выдвигаться к границе посёлка. Тянуть связь!
На станции «Узловая» шёл митинг. Решался один вопрос: «Что делать?» Станцию анархисты заняли без боя, но ни вагонов, ни паровозов там не нашли — всё успели угнать. Когда в брошенном кабинете дежурного по станции зазвонил телефон, сняли было трубку, но когда услышали «Предлагаю сдаться!» со злости оборвали провода. Телеграф выстукивал то же самое: «Предлагаю сдаться… предлагаю сдаться… предлагаю сдаться». Его ломать не стали — вдруг пригодиться?
До приезда Дзержинского митинговали вяло: и надоело, и положение, прямо скажем аховое.
Верховного комиссара слушать долго не стали. Стащили с трибуны, легонько побили и связали, как и его спутников. После стали решать: что с заложниками делать? Одни предлагали, прикрывшись столь важной птицей прорываться к Петрограду — «Там братки помогут!» Другие настаивали на том, чтобы заложников убить, а самим разбежаться, кому куда глаза глядят. Были и другие предложения, но о них говорить не будем, поскольку в ходе митинга они отпали.
На подобных сборищах верх нередко берёт хулиганьё, не стал исключением и этот митинг. Договорились до убийства. Дальше спорили, как это поэффектнее сотворить. Спорили в самом центре вокруг пленников. Остальная толпа мрачно молчала: кто-то страстно желал, чтобы его отсюда забрали, кто-то просто на всё забил. А палачи-любители тем временем вошли в раж. Решили: главного повесить, остальных заколоть штыками. Послали за верёвкой.
В это время возле бронепоезда зазвонил полевой телефон. Кравченко снял трубку. Командир десанта докладывал, что по данным разведки заложников вот-вот казнят.
Кравченко приказал:
— Выдвигайтесь вплотную к митингующим. Если наших попробуют казнить, тут же атакуйте! — Сам вскочил на подножку броневагона и скомандовал: — Полный вперёд!
Верёвку искали долго, наконец, принесли. Один из палачей полез на фонарь, чтобы закрепить конец верёвки, да там и замер, уперев взгляд в сторону входных стрелок. Глядя на него, толпа зашевелилась: «Что там? Что там?» А по станции, отчаянно гудя, уже мчался окутанный клубами пара и дыма железный монстр.
Встал напротив толпы и ощерился дулами пулемётов и орудий.
— Приказываю сложить оружие и построиться! — раздался усиленный рупором голос Кравченко.
Толпа замерла в сомнении. Потом какой-то уж очень заполошный с криком: «А вот хрен тебе!» изготовился проткнуть штыком Дзержинского, но тут же упал, сражённый снайперской пулей. В тылу толпы зазвучали команды, и вот уже тыл ощетинился сотнями штыков, в окнах плотоядно ощерились пулемёты.
— Повторяю последний раз, — голос Кравченко был устрашающе спокоен, — складывайте оружие и стройтесь!
На этот раз толпа предпочла подчиниться.
Кравченко подмигнул Бокию и мягко обратился ко всё ещё бледному Дзержинскому:
— Дозвольте, Феликс Эдмундович, я с этими упырями сам побеседую.
Дзержинский кивнул и полез в вагон.
Кравченко прохаживался вдоль унылого строя.
— Что, братцы, — крикнул он. — Не желаете постоять за матушку Россию?
— Сам стой! — крикнул кто-то. И понеслось: — Надоело вшей в окопах кормить! — Ты с наше повоюй! За кого кровь проливаем?