— Стервятник, вернее сказать, стервец, — огрызнулась я. — В другой раз, когда заставишь меня изображать грузчика, предупреждай: дескать, смотрины. Сваха несчастная!
— А я был уверен, он тебе понравится, — расстроился Мишель. — Ты же сама такая: интересная, крупная…
— Это я-то, по-твоему, такая? Всем тыкаю, всех малышками называю? Сразу предлагаю абсолютно постороннему человеку отправляться со мной на побережье, коли все купе в моем распоряжении?
— Просто я подумал, раз я, худой и невысокий, не в твоем вкусе, а он — полная моя противоположность… — оборонялся Мишель.
Я попыталась втолковать ему, что меня оттолкнула вовсе не внешность марсельского молодца, а его манера поведения и что я не терплю хамства. Или я плохо объяснила, или Мишель не захотел слушать, но в итоге я швырнула трубку.
Вечером я вышла на балкон. От реки после душного дня веяло приятной прохладой, в лучах фонарей переливались ночные бабочки. Лунная дорожка манила на другой берег к ажурным конструкциям Нотр-Дам. Смешное слово «а-жур» подразумевает, что вещь рассчитана на один день, но ни прозрачные кружева, ни ажурная готика не стареют. Я же постарела еще на один день.
Я вздохнула и отправилась спать, из-за жары оставив балконную дверь открытой. Я уже почти засыпала, но мне показалось, как будто по квартире кто-то ходит. Померещится же такая глупость — шестой ведь этаж! И вдруг услышала знакомый голос:
— Не бойтесь, это я. Идите сюда.
Мне сделалось не по себе. Но я накинула халат и отважно вышла в гостиную.
— Пожалуйста, не зажигайте свет, — попросил мой утренний знакомый. — Луна достаточно яркая.
— Ну ее! — Я решительно включила люстру. — Как вы здесь очутились?
— Пролетал мимо вашего балкона и решил заглянуть. Лучше скажите, как вы угадали мое имя?
— Не знаю. Просто из окна видно афишу: Арнульф Кошонери — если я произношу правильно, — живопись.
— Да, примерно так. — Он усмехнулся. — Это я. А вас зовут Ирен. Я тут кое-что прихватил с собой, чтобы было проще перейти на «ты». — Из пластикового пакета он достал кружевную скатерть, бутылку дорогого вина и нарядную тарелку с персиками. — Фужеры, полагаю, найдутся? И еще хорошо бы лист бумаги и карандаш…
— Постойте.
Я растерялась. Наверное, надо его выгнать? С какой стати я должна пить с ним вино, среди ночи искать бумагу?
— Откуда вы взялись?
— Я ведь уже сказал, что прилетел. — Он помахал руками. — У вас есть штопор?
— Как это «прилетел»?
— Очень просто, Расправил крылья, взлетел. Лечу себе, любуюсь огнями Парижа, перелетаю реку, покружил над Нотр-Дамом и тут вижу ваш балкон. Дай, думаю, загляну к прекрасной Ирен.
Он был настроен удивительно игриво, но меня это нисколько не раздражало, а наоборот! Мне тоже стало весело.
— Так вы дадите мне штопор? — спросил он.
— Да. Сейчас. — Я направилась в кухню. — Подождите здесь.
— Какая у вас забавная квартира! — Он все равно пошел за мной следом. — Вход в спальню через кухню. И такая маленькая!
— Часть квартиры прабабушка когда-то продала соседям.
— Прабабушка продала часть квартиры?
— Да, вот тут за плитой заложена дверь, собственно, это все была спальня, а не кухня. Держите штопор.
— Значит, вы коренная парижанка?
Он протянул руку за штопором, невольно прикоснулся к моей кисти, и мы вдруг оба резко отдернули руки.
Это было как удар током, я чуть не вскрикнула, от неожиданности выронив штопор.
— Простите, — почему-то в один голос сказали мы.
Мы одновременно наклонились за этим крайне необходимым прибором, но, еще не дотянувшись до штопора, опять вздрогнули, задев руки друг друга. Мне даже показалось, что я видела искорку, как иногда бывает, когда в темноте снимаешь синтетическое белье. Я резко выпрямилась.
— Ирен… — Он виновато смотрел на меня снизу вверх. — Можно, я его один подниму, а вы пока поищите что-нибудь небьющееся для вина. — Он показал глазами на полку с посудой. — Я боюсь поручиться за сохранность ваших красивых фужеров.
— Еще чего! Я не собираюсь пить вино из пластиковых стаканов. Это моветон.
Я потянулась к фужерам на стеклянной полке, но Арни вдруг коснулся моего плеча. Нет, очередной искры я не почувствовала, но неловко дернула рукой и задела фужеры. Они потревоженно зазвенели, и один из них обязательно свалился бы с полки, если бы мой гость не поймал его почти на лету.
