В тридцать седьмом благословенном двадцатого века старое сердце профессора отказалось служить и увело тело в бессрочный отпуск.
Сын, разбирая отцовы бумаги, нашёл записи, зная латынь прочёл:
— Прости отец, но такого быть не могло, рассказ выжившего из ума — и предал записи огню.
Один случай отказа выйти в мир не прояснит причину, всякому чуду нужен десяток случаев, чтобы чудо потеряло звание, один факт останется чудом, как и воскресение из мертвых.
Столь грандиозное явление свершилось в родильном отделении третьей городской больницы губернского града, не исчезнувшего до сего дня и стоящего на реке средней глубины, скорости течения и не совсем чистой воды. Река поминается в российских учебниках географии «правым притоком Волги».
Имя реки, делящей город на две части, трогает умы горожан не выше уровня источника питьевой воды.
В черте города водная артерия выглядит полноводной, иначе нельзя, город губернский, и река обязана выглядеть не районной речушкой мелеющей в летнее время, но серьёзной водной артерией. Полноводность фальшивая, держится на плотине за чертой города, а когда нужда (весенний паводок) открывает створы гидросооружения — водные остатки теряют звание «река» и довольствуются «речушкой».
Ничем выдающимся река похвалиться не может, великих битв на берегах водной артерии не случалось, в основной длине водяная артерия не судоходна, но льстит званием «правый приток могучей Волги».
Без малых притоков великих рек не бывает, всякое большое славится малым, и отведи насовсем наш ручеёк в сторону — великая река далее пересыхающего ручья не утечёт.
Понимание собственной значимости распрямляет плечи, меняет осанку, а лысина, отразив тонкий лучик славы, гордо откидывается назад.
Многие города отечества за годы непутёвой истории своей меняли названия, но город моего явления в мир оставался стойким и не менял окраску в исторических пертурбациях («заварухах») Такая стойкость имеет объяснение: большие исторические деятели с неуёмной тягой менять названия городам забывали о городе моего рождения.
Откатив во временную глубину, окажемся в точке, когда городу было подарено звание «губернский», но как город шёл к почётному званию — тщательное, многостраничное выяснение в повесть не входит, а короткое и вольное выглядит так: губернским город стал после прибытия первого губернатора, в отечестве не города делают губернаторов, но губернаторы города, и пример тому стольный град.
За века стараниями градоправителей многое в облике города поменялось в лучшую строну, даже памятники появились, и если так будет и впредь — есть опасения, что древний купеческий город превратится в нью-столицу.
Р-революционные смуты в столицах российской империи мало коснулись города, а потому вносить проходившие события в графу «благо», или «беда» автор оставляет под вопросом. Непонимание большей частью горожан сути проходящих событий граничило с безразличием:
— Мы-то чего поделать можем? — вопрошали горожане окружающее пространство, и не получив указаний на действия продолжали смотреть сны и толковать виденное в свою пользу:
— Говно видел… много говна, еле ноги вытаскивал…
— Говно к деньгам, жди прибыль…
— У кого-то говно из сонного видения в деньги превращается, а уменя говно говном и оборачивается..
Безразличие к происходящему в столицах, будь оно каким угодно ужасным, шло на пользу горожанам и помогало выжить в трудные годы отеческой истории:
— Кому нравится шуметь — пусть и тешатся на здоровье, а мы как-то и в тиши поживём.
— Мать, кто встречал сынка у выхода?
— Старый такой доктор, с бородкой.
— На Ивана Сергеича Тургенева, земляка нашего, похож?
— Не помню фамилию, вроде профессором называли.
— Ну, да, в рядовой губернской больнице — и профессор. Ни много чести сыночку? А с другой стороны в отечество пришли такие времена, что и профессорам дозволялось трудиться в губернских городах. То-то, смотрю, тянет к высоким материям! Вот оно, время открытия тайн!
Фрагмент второй
С заявлением сверху о «щастье детей страны савецкой» автор готов согласиться:
— Так и есть, после шести безоблачных лет пришла война, коя народу безоблачной не показалась.
