- Что с тобой, у тебя болит твоя «книжка»? - участливо спросил Расмус.
- Оставь меня в покое, - сказала Крапинка и, смолкнув, вздохнула.
Расмус встревожился:
- Что с тобой, чего ты вздыхаешь?
Крапинка подняла глаза, в них стояли слезы.
- Не можешь потише? Пей свое какао и, будь добр, помолчи.
Расмус послушался. Он тихо уселся к столу и стал есть. Но украдкой он поглядывал на свою горюющую сестру, и в нем росла тревога. Он не выносил, если кто-то в семье печален: все должны веселиться, никого не должны одолевать неприятности, о которых он бы не знал. Бывало, он яростно набрасывался на Крапинку; она была такая же вспыльчивая, как и он сам, и у них бывали жутко бурные столкновения, но он любил ее гораздо больше, чем когда-либо это показывал. И ему невыносимо было смотреть, как она сидит над чашкой с чаем с таким видом, будто все беды мира проносятся над ней. В конце концов он осторожно положил ладонь на ее руку и тихо сказал:
- Крапинка, ты не можешь рассказать, что с тобой? Я так беспокоюсь, когда не знаю, чем ты огорчена!
Крапинка взглянула на него полными слез глазами. Она похлопала его по щеке, и он позволил ей это без малейшего сопротивления.
- Прости меня, Расмус, - сказала она. - Тебе незачем беспокоиться. Дело в том, что между мной и Йоакимом все кончено.
Расмус почувствовал бесконечное облегчение.
- Вот как, только это, - сказал он. - Тогда чего же ты ревешь, ты ведь меняешь их каждые четверть часа?
Крапинка слабо улыбнулась:
- Ты слишком мал, чтоб это понять. Ты не знаешь, как я влюблена в Йоакима.
Внезапно глаза ее потемнели.
- А впрочем, нет, теперь я ненавижу его, - заявила она. - Он испортил мне жизнь!
- Да ну! - в ужасе воскликнул Расмус.
- Да, но и этого мало… Он испортил мне весь вчерашний вечер!
Расмус молчал. Если хочешь что-нибудь узнать, умнее всего поменьше спрашивать.
- Он - жуткий идиот! - пылко воскликнула Крапинка.
Расмус согласно кивнул головой.
- Да, я всегда так думал, - сказал он.
Но он явно промахнулся с ответом. Крапинка зашипела:
- Что ты имеешь в виду?… Конечно же, никакой он не идиот!
Однако потом она еще немножко подумала, а глаза ее еще больше потемнели.
- Да, он жуткий идиот! - сказала она. - Он - идиот, идиот! Не хочу его больше видеть, никогда!… А вообще-то можешь послушать, как все было, если тебя это интересует.
Расмус ответил, что ему это интересно. И Крапинка, пылая злобой, начала рассказывать.
- У папы Йоакима - куча старинного антикварного серебра, - сказал она, - большая превосходная коллекция, одна из самых замечательных во всей Швеции. И есть там кувшин семнадцатого века, который хранится в застекленной витрине в маленькой комнатке… Отдельно от другого серебра… О, подлый Йоаким!
- Что он сделал с кувшином? - спросил Расмус.
- Дурачок, ничего он с кувшином не сделал, - сказала Крапинка.
Но там был еще один мальчик - Ян, тоже из оркестра «Pling Plong Players», - и по словам Крапинки выходило, что и он влюблен в нее.
- Тогда пусть он будет вместо Йоакима, - предложил Расмус.
- Ян, - заявила Крапинка, - еще более жуткий идиот, чем Йоаким, а это уже немало.
Этот Ян хотел увидеть кувшин, и Крапинка пошла вместе с ним в ту самую маленькую комнатку, и тогда он… о, какой подонок!…
- Он разбил кувшин? - спросил Расмус.
- Хватит нудить, дался тебе этот кувшин, - сказала Крапинка. - Он поцеловал меня, вот что он сделал!
- До чего противно! - заявил Расмус.
Он так и в самом деле думал.
А тут как раз в комнату вошел Йоаким, и он все неверно понял, он решил, что Крапинка сама хотела, чтобы Ян ее поцеловал.
- Хотела, чтобы поцеловал? - возмутился Расмус, словно не веря своим ушам. - Как ему могла прийти в голову такая дурацкая мысль?
- Я же говорю, он - идиот! - подтвердила Крапинка. - И знаешь, что он сказал Яну? Вот что он сказал: «Целуйся с Крапинкой сколько угодно, но только не здесь, не у меня дома, я продаю ее по дешевке!»
Крапинка слегка вскрикнула от злости и отчаяния.
- Это я продаю его по дешевке, вот что!
- Да, раз так, то ведь только хорошо, что ты отделалась от него, - утешил сестру Расмус.
Тут Крапинка снова заплакала.
- Ты слишком мал, чтобы понять, каково это, - сказала она.
