— Конечно, иди. Воды-то уж она дать тебе не откажет. Беги быстрее, я тебя подожду.
Расмус побежал назад. Он взбежал по лестнице веранды, распугав воробьев, которые мгновенно разлетелись в разные стороны. Он постучал в дверь и, не получив ответа, вошел в дом. Там было три двери, он выбрал среднюю и постучал. Ответа не было, никто не крикнул: «Входите!» Он помедлил чуть-чуть, потом осторожно приоткрыл дверь и вошел в комнату.
Старая дама сидела в кресле и таращила на него глаза как на привидение. Служанка, которая только что прогнала их, стояла рядом и тоже как-то странно смотрела на него. Расмусу стало не по себе.
— Я только хотел воды попросить напиться, — робко сказал он.
Старая дама не сводила с него глаз. Она сидела неподвижно, словно парализованная. Но тут она собралась с силой и сказала:
— Анна Стина, дай мальчику воды!
Та, которую звали Анной Стиной, неохотно пошла в кухню, а Расмус остался наедине с фру Хедберг, ведь это, очевидно, была именно она.
Расмус поежился. Почему она уставилась на него с таким видом? Похоже, что она чем-то до смерти напугана. Почему она не лежит в постели? Ведь служанка сказала, что она больна.
— Вы сильно больны, тетенька? — спросил он наконец, не в силах выдержать ее взгляд.
— Нет, я не больна.
Казалось, она с трудом произнесла эти слова.
Так она вовсе не больна? Зачем же тогда служанка соврала?
Тут вернулась Анна Стина и со злостью подала ему ковш воды.
Вода была свежая, вкусная. Он пил большими глотками, а глаза его испуганно обшаривали комнату. Это был красивый, настоящий господский дом, какого он еще не видел. В комнате стоял диван, обитый красным плюшем, и круглый стол из какого-то дорогого блестящего дерева, а также шифоньер с металлическими накладками, блестевшими, как золото. Пол был устлан мягким пестрым ковром, на двери, ведущей в соседнюю комнату, висели нарядные темно-зеленые бархатные портьеры, а рядом красивая лестница вела на верхний этаж.
Но с этой портьерой творилось что-то неладное. Она шевелилась, в самом деле шевелилась. Взгляд Расмуса скользнул вниз, на пол. Из-под портьеры торчал ботинок, мужской ботинок из светлой кожи с черной блестящей окантовкой.
Странные привычки были у людей в этом богатом доме! За портьерой, без сомнения, прятался человек. Собственно говоря, не это поразило Расмуса. Может, они играли в прятки. Но его напугали глаза фру Хедберг. Он никогда еще не видал таких испуганных глаз. Фру Хедберг смотрела на портьеру так, словно за ней скрывалось что-то опасное.
Видно, Анне Стине было жаль фру Хедберг, которая с таким испугом смотрела на ботинок, потому что она сделала вид, будто ей что-то нужно у двери, и как бы невзначай поправила портьеру, закрыв ботинок. А может, Анна Стина хотела, чтобы Расмус понял, что за портьерой стоит человек?
Страх фру Хедберг передался и Расмусу. Он почувствовал, что здесь творится неладное. Ему захотелось бежать из этой красивой комнаты с опущенными шторами, от старухи с испуганными, вытаращенными глазами и неизвестной опасности за портьерой. Ему хотелось поскорее оказаться на солнышке рядом с Оскаром.
— Спасибо за воду, — поблагодарил он и подал Анне Стине ковш.
И пошел к двери.
— Ты уже уходишь? А может, ты… — раздался отчаянный голос ему вдогонку. Расмус оглянулся и посмотрел на нее.
— Что? — спросил он.
— Да нет, ничего, тебе лучше уйти.
Расмус ушел взволнованный, в полном недоумении. Может, она хотела, чтобы он чем-нибудь помог ей?
Он рассказал все Оскару и спросил его, что он об этом думает.
— А не выдумываешь ли ты историю про грабителей?
— Нет же… Там творится что-то худое, я точно знаю.
Они пошли дальше. Когда вилла уже исчезла из виду, Оскар вдруг остановился и почесал затылок.
— Однако мы не можем уйти, не попытавшись узнать, что там за шутник прячется. Давай вернемся.
Они вернулись и тихонько проскользнули в калитку. Но вместо того чтобы идти к дому по садовой дорожке, они прокрались под прикрытием смородинных кустов, обошли дом и приблизились к нему сзади.
Окна были завешены, но жутковато было думать, что кто-нибудь следит за ними из-за опущенных штор.
