Здесь, на холмах Кромарти, в девятнадцатом веке выросли каменные и кирпичные дома первых местных богатеев — торговцев зерном и шерстью, оптовиков, владельцев мельницы, пивоварен, литейных мастерских, заводика, где делали джутовые мешки, ледников, завода по разливу минеральной воды, крупных землевладельцев, докторов и юристов.
В детстве каждая поездка в город становилась для Кэшина событием. Выезжали они в субботу утром в «кингсвуде», отец всегда с порезами от бритвы, зачесанными назад черными блестящими волосами, а мать — в особенном платье, которое она надевала только в город. Кэшину вспомнилось, как она гладила отца по затылку рукой с ярко-розовым маникюром.
Он снова завернул за угол, у паба «Регент», из-за желтых окон которого раздавался шум, словно там не переставая бились волны. Когда с магазинами и покупками бывало покончено, Мик Кэшин и его брат Лен заглядывали в «Регент», перед тем как возвращаться домой. Он высаживал Сибил с мальчишками на берегу, а сам отправлялся в паб. В маленьком ларьке они покупали чипсы, шли на длинный пирс и глазели на лодки и рыбаков. Потом возвращались по той самой улице, по которой он шагал сейчас. Кэшин вспоминал, что Майкл всегда держался особняком, плелся позади, не пропускал ни одной витрины. Машину было нечего искать — она всегда стояла где-нибудь возле паба. Они садились и ждали Мика Кэшина. Майкл брал с собой учебники, делал домашнее задание, чаще всего математику. Мать читала вслух загадки из книжки — Джо их просто обожал, помнил наизусть все до единой. Майкл был выше этого.
Мик Кэшин и дядя Лен переходили дорогу, смеялись, обнимали друг друга за плечи. Лена тоже уже не было — его убил приступ астмы.
Кэшин почувствовал, как в лицо ему дует ветер и волосы пахнут солью. В нем проснулся тот давний мальчишка. Он завернул за угол и вернулся к себе, в затхлое помещение участка, где за конторкой сидели двое немолодых уже людей, а дежурный полицейский со страдальческим видом чесал в затылке. Кто-то в камере то ли грустно пел, то ли стонал.
В участке были Хопгуд и четверо в гражданском. Один — худощавый, лысоватый — жевал гамбургер и заедал его ломтиками жареной картошки, макая их в томатный соус. Дав стоял у кипятильника и наливал кипяток в пластиковый стакан.
— Привет, турист, — произнес Хопгуд. — Тут один у Хоскинсона сообщил, что они проехали. У нас с вами, стало быть, минут пятьдесят.
Без лишних слов Хопгуд подошел к белой доске, испещренной следами пометок с тысяч прошедших здесь брифингов, и набросал схему дороги.
— Скорее всего, эти кадры поедут к Донни или к Люку, — начал он. — Разницы нет, они живут по соседству. Едут они по Сток-ярд-роуд. Там как раз стоит наша машина. У них поломка, так что заодно они и сообщат мне, когда парни проедут. Когда они свернут на Андерсен-роуд, вот сюда, на второй светофор, то поедут или направо, или прямо, потом по Кардиган-стрит, и свернут направо. — Ручка Хопгуда прочертила путь дальше, до Кромарти. — Там всегда полно машин. Возьмем их вот здесь, где одна полоса. — Он ткнул в перекресток. — Лэмбинг-стрит и Сток-ярд-роуд. — Дальше по дороге он поставил крестик. — Вот. Автомастерская Голдинга. Престон и Ка-Ди, встаете здесь, развернувшись в сторону города. Вы будете третьей группой. Я вам подскажу, когда выдвигаться, будете ехать впереди пикапа. Когда подъедете к светофору на Лэмбинг, там будет гореть красный, пока мы всё не закончим. Понятно?
Все закивали, а тот, что ел гамбургер, громко рыгнул.
— Дальше, когда машина потащится за вами, — продолжил Хопгуд, — вы, ребятки, сидите тихо как пришитые. Ждете, ясно вам? Ллойд, Стегги и я, то есть первая группа, пристроимся в «крузере» им в хвост и быстренько выскочим. — Хопгуд приостановился и почесал под носом. — Да, вот еще что… Ллойд, Стегги и все остальные. У меня тут есть указание, что теперь с этими дебилами ничего — ничего, понятно — не должно случиться! — Он внимательно обвел взглядом всех, кроме Кэшина и Дава. — Ну вот. Что-нибудь не так пойдет, сразу сматываемся. Мы этих обалдуев измором возьмем. Здесь не отдел спецопераций. Старший сержант Кэшин, хотите сказать что-нибудь?