Кэшин чуть отступил, сунул руку в куртку и на всякий случай высвободил пистолет.
Мужчина в машине неуклюже ворочался, натягивая брюки.
— Понимаете… — сказал он через полуоткрытое окно. — Тут, видите, частное дело. Перерыв на обед, знаете.
— Выходите и надевайте штаны! — потерял терпение Кэшин. — Сэр…
Дверь открылась. Показался худощавый молодой человек, на вид лет тридцати. Он накинул фланелевую рубашку поверх майки и вытянул ноги наружу. На красном носке зияла огромная дыра; он успел натянуть только одну штанину джинсов и теперь прыгал, стараясь попасть ногой в другую и застегивая молнию. На бедре у него рдел прыщ.
Он нырнул обратно в машину, нашарил бумажник, протянул Кэшину.
— Вот… Тут права, кредитка, все такое.
— Положите на крышу, — скомандовал Кэшин, — и станьте вон туда, к сараю.
— Да ладно, я простой каменщик.
Но он не стал сопротивляться. Кэшин взял бумажник, просмотрел все карточки. Аллан Джеймс Моррис, проживает в Кромарти. Он записал адрес.
— Телефон есть?
Моррис дал ему номер своего мобильника.
— А теперь помогите второму выбраться из машины и скажите, что мне тоже интересно знать, кто он такой, — распорядился Кэшин.
Моррис подошел к машине, открыл заднюю дверь и негромко что-то сказал. Вылезла девочка в джинсах и коротком розовом жакете в складках. Ей было от силы лет пятнадцать, волосы темные. Хорошенькая, но из тех, что быстро вянут. На припухших губах размазалась помада.
— Ваши документы.
Она послушно открыла сумочку, вынула карточку. Кэшин изучил ее.
— Не твоя, — швырнул он карточку на багажник. — А твоя где? Ничего, в полиции установим, вызовем маму и папу.
Она недовольно надулась, посмотрела на Морриса и вынула другую карточку, школьное удостоверение личности с фотографией: Стейси Энн Геттиган.
— Тебе четырнадцать лет, Стейси, — сказал Кэшин. — И уже в машине со взрослым мужчиной.
— Подумаешь, целовались, — надменно произнесла она и сложила руки на груди. — Что тут такого?
— А ты как думаешь, Аллан? — обратился к нему Кэшин. — Может, и правда ничего такого — затащить четырнадцатилетнюю девчонку в свою машину?
— Ну целовались, говорят же вам, — пробубнил Аллан.
— Ага. И для этого снимали штаны? Задницами вы, что ли, целовались? Ты женат, Аллан?
Моррис почесал в затылке. Он стоял на свету, и Кэшин видел, как в воздух взвилась целая туча перхоти. Девочка уставилась в землю и обкусывала накрашенный ноготь.
— Слушайте, — наконец заговорил Моррис, — ничего плохого я не делал, клянусь.
— Женат, Аллан?
— Ну, типа того.
— Типа того? Это так сейчас называется? В церкви венчался?
Моррис все время трусливо отводил глаза. Кэшин махнул девочке рукой, призывая идти за ним. За сараем он спросил ее:
— Может, напишешь на него жалобу, Стейси? Он тебя заставлял что-нибудь делать? Угрожал? Подумай.
Она закрыла глаза и помотала головой:
— Нет, не было ничего такого.
— Точно? Я ведь запишу все, о чем тебя спрашивал. Может, хочешь еще что-нибудь сказать? Женщина-констебль нужна?
— Нет-нет, — повторила она.
Кэшин вернулся, махнул рукой Моррису. Тому было явно не по себе, даже взгляд у него стал какой-то затравленный, точно у кролика. Они стояли среди высокой травы, а в лужах между бетонных блоков отражались белые облака.
— Она тебе кто? — спросил Кэшин.
— Родственница какая-то. Точно не знаю.
— Ну и?…
— Лезет ко мне все время, даже на работу приходит. Ничего я не сделал. Сегодня вообще первый раз… да не было ничего, клянусь!
— А она не внучка Дика Геттигана?
Моррис запустил обе руки в волосы и яростно зачесался, как будто его донимали вши.
— Друг, да они уделают меня, — вдруг заныл он. — Слышь, друг…
— Не езди сюда больше с девочками развлекаться, Аллан, — перебил его Кэшин. — И вообще не светись здесь. За твоей машиной теперь будет установлено наблюдение. И никакой ты не строитель, так ведь?
— Я каменщик…
— Ты приехал сюда работать на стройке. Работать на стройке, я говорю, а не обжиматься с четырнадцатилетней девчонкой. В школе я скажу, что им не о чем волноваться, ты просто заехал отлить. Ясно?
— Ясно, сэр. Спасибо вам большое.
Кэшин пошел к машине и оглянулся по дороге. Девочка стояла и смотрела на него. Она поняла, что им ничего не будет, что он никому ничего не расскажет, и улыбнулась открыто, призывно, не по возрасту мудро.
