— Куда едем? — спросил Дав.
— Куин-стрит. Знаешь, где это?
— Я первым делом карту наизусть выучил.
— Значит, сможешь таксистом работать. Может быть, даже очень скоро.
На Куин-стрит Дав сказал:
— Даже если я немного похож на…
— Здесь, — попросил Кэшин. — Остановись здесь. Хочу переговорить с Эрикой Бургойн.
— Не поздновато будет?
— У юристов рабочий день не нормирован.
Кэшин открыл дверцу машины, и тут у Дава зазвонил мобильник. Джо подождал, пока Дав ответит, подняв вверх палец.
— Передаю трубку, — сказал Дав и протянул ему телефон.
— Шеф, я нашел этого парня из церкви, и он мне сразу же рассказал о Дункане Гранте Вэллинзе, — сказал Финукейн. — Проживает в Эссендоне, в приюте Святого Эйдена для мальчиков. Сейчас приют закрыт, но, как сказал парень, церковники, у которых возникают проблемы, иногда останавливаются там.
— Какие проблемы? — спросил Кэшин. — С адресом?
Уже совсем стемнело, в струях дождя неясно светились фонари, капли падали с ветвей деревьев, в темных силуэтах прохожих были смутно различимы бледные пятна лиц.
— Еще нашли Марка Кингстона Денби. Вышел из тюрьмы чуть больше двух месяцев назад. Сидел шесть лет за вооруженный грабеж. С ним привлекался еще один…
— Кто же?
— Некто Джастин Фишер, — сказал Финукейн, — и, кстати, получил столько же.
Кэшин подумал, что надо позвонить Виллани, потом решил, что лучше не стоит, и объяснил Даву, куда ехать.
* * *
Передние фары осветили столбы и двустворчатые ворота — литые, узорчатые, высотой метра два, не меньше, когда-то крашенные, а теперь по-осеннему бурые от ржавчины, все покрытые чешуйками. За ними начиналась подъездная дорожка, и тень от ворот заплясала на темных неухоженных кустах.
— Если этот кадр дома, берем его под арест, пока не получим ордер на обыск, — сказал Кэшин.
У него ныло все туловище, и боль волнами докатывалась до самых бедер.
Дав выключил фары. Здесь было темно хоть глаз выколи, одинокий фонарь горел метрах в пятидесяти от того места, где они стояли. Они вышли на холод, дождь как раз ненадолго перестал.
— Что делать будем? — спросил Дав.
— Постучим, — ответил Кэшин. — Что еще делать-то?
Он протянул руку, нащупал с другой стороны ворот крючок, с трудом открыл его. Правая створка ворот сначала не слушалась, но потом легко подалась.
— Не закрывай, — сказал Кэшин.
Они пошли по дорожке бок о бок, стараясь не задевать мокрые ветки.
— Оружие с собой? — спросил Дав.
— Ты что? — удивился Кэшин. — Мы же идем к старому педофилу, бывшему священнику, а не на вечеринку к «Ангелам ада».[39]
Хотя, конечно, оружие надо было захватить. Отвык, инстинкт не сработал.
Показался дом — двухэтажный, кирпичный, с арочными окнами, высоким крыльцом и передней дверью, проем которой обрамляли цветные витражи. Слева, из-за неплотно закрытой шторы, пробивалась полоска света.
— Кто-то есть, — сказал Кэшин. — С проблемами…
Они поднялись по лестнице, он взялся за тяжелое медное кольцо, стукнул несколько раз, подождал, стукнул снова.
Витраж слева медленно расцвел красной, белой, зеленой, фиолетовой красками, и они увидели библейскую сцену — группа мужчин, у одного нимб вокруг головы.
— Кто там? — раздался твердый мужской голос.
— Полиция, — ответил Кэшин.
— Киньте удостоверения в почтовый ящик, — распорядились за дверью.
Кэшин кивнул Даву, тот вынул свое удостоверение, протолкнул его в щель. С той стороны потянули, заскрипели засовы, и дверь отворилась.
— Чего надо?
Перед ними стоял высокий небритый человек в черном, со множеством складок под подбородком, в круглых очках, с редкими вьющимися волосами, зачесанными назад.
— Вы Дункан Грант Вэллинз?
— Ну я.
— Старший сержант Кэшин, отдел по расследованию убийств. Детектив Дав.
— Чего вы хотите?
— Войти можно?
Вэллинз, поколебавшись, все же впустил их. Они прошли в холл с мраморным полом, в центре которого вверх уходила лестница, разветвляясь в обе стороны, на галерею. С потолка свисала многоярусная хрустальная люстра.
— Сюда, — сказал Вэллинз.
Они направились следом за ним, в комнату налево. Это оказалась большая столовая, освещаемая единственной лампочкой без абажура и одиноким торшером у камина. Мебель вся была старая, разномастная — и стулья, и колченогий диван в ситцевой обивке. Пахло сыростью, мышами и сигаретным дымом, как будто пропитавшим шторы, обивку и напольное покрытие.
