«Беда-беда», – бормотал Бат, разглядывая края раны. Те уже успели обрасти серым, всем бывалым охотникам знакомым, нечисто пахнущим налетом, не сулящим раненому ничего хорошего.
Масло агрессивно зашипело. Содрогнулась мышца. Раш-Раш всем телом рванулся.
– Не рыпайся, кому сказано! – прорычал Бат и, стараясь не растерять хладнокровие, разом вылил остатки масла.
Хрустнула палка. Раш-Раш пронзительно заорал.
– Ма-а-а-а!
– Заткнись!
– Ма-у-у-у!
– Заткнись же!
Раскаленное масло заполнило красный овраг до краев.
Бат с облегчением выдохнул, Еля осторожно открыла один глаз.
Даже Раш-Раш перестал вопить.
Благодаря всех подряд богов, Бат отстранился. Отер со лба пот и оглядел творение рук своих.
Рана вела себя престранно. Вместо того, чтобы налиться дурным соком, накалиться (как это всегда случалось с ранами, что прежде врачевал маслом Бат), она словно бы переродилась. Искривилась дурным подобием человеческого рта. Ее края обратились губами, каемчатыми, твердыми, а внутренность – гнойная и зеленоватая – языком. Губы растянулись в бандитской недоброй ухмылке. Затем сошлись в трубочку, да так, что язык высунулся из кольца плоти как начинка из пирога, что в Хелтанских горах зовется «пальчиком». Тут же губы морщинисто сомкнулись, язык пулей вылетел из них и прилипчиво чвакнул о неровный потолок пещеры. Он повис на нем соплей, но не удержался и упал прямо в костер.
Пламя ответило на это вторжение высоким снопом искр и недовольно отрыгнуло тяжелым чадом.
– Оба-на, – прошептал Бат, поднимаясь на ноги.
– Так и надо, – прокомментировала Еля.
Бат уселся на свое место и закрыл глаза.
От увиденного, да и вообще – от всего – ему стало не по себе.
Вечер, который начинался так обыденно – случайная пещера, неподатливый горбыль, растущий костер, золотая каша – становился… становился… да каким же он, Хуммер его раздери, становился? В общем, правильного слова для описания вечера Бат так и не подобрал.
Душа его негаданно затрепетала – почти как когда песняр сказывал о Бате Иогале, ирверском тиране. На этот раз, однако, не мраморнолицый гений истории задел его своим крылом. Но какое-то новое, совсем незнакомое высокое существо – ведь это оно привело к нему на огонек и невероятную девчонку Елю, и ее дурковатого, но вместе с тем наделенного какой-то звериной, неподдельной привлекательностью приятеля. Чего желает это существо, кровавой жертвы или поклонения добрым делом, да и желает ли оно чего-нибудь, кто разберет?
Будь на месте Бата младой дворянский сын, в шелковых подштанниках и белой рубахе с кружевными рюшами, он непременно спросил бы себя, самоупоенно покусывая кончик писчей палочки: «А вдруг я схожу с ума?»
Прошел еще час.
Бат и Еля пили земляничный чай, отдававший лечебным маслом, по очереди отхлебывая из походной деревянной чашки.
Чинно орудуя тряпицей, присыпанной золой из костра, Бат наводил блеск на чеканную рукоять Чамбалы (обласканный первым Куя сиял на соседнем камне). Баловница Еля пошевеливала кочергой жаркий шар красных углей.
Звуки нелепых деревенских песен, которые она напевала себе под нос, нехотя отражались от высоких сводов пещеры.
Лежал на соломенном ложе обмертвелый, бледный Раш-Раш – лежал, не поднимая головы.
– Ему, наверное, очень больно, – сочувственно сказала Еля.
– Еще бы! Такую дыру в боку пропороли! – откликнулся Бат. – Но без масла было бы хуже. И кто это его так, не знаешь?
– Наверное, люди из той долины… Ну, где такой красивый дворец. В нем еще княгиня живет. Они хотели его поймать. Но у них не получилось! Только ранили! Так уже было несколько раз…
«Точно, беглый раб», – подумал Бат.
– И когда они его в покое оставят? – по-взрослому, тяжко вздохнула Еля, ковыряя землю носком сапожка. – Вот бы их всех сходень завалил! Тогда другим неповадно было бы…
– Да разве можно так говорить, милая моя?! – на Бата нашло воспитательное настроение. – Ведь это люди живые! А ты им смерти желаешь! Да еще и такой страшной!
– Может и нельзя. Но мне Гррссы жалко.
– Небось, если бы ты сходень увидела настоящий – не говорила бы так. А только маму с папой звала. Кричала бы «спасите-помогите!» И клялась на хлебе, что больше никому такого желать не станешь!
