Анджелина искоса глянула на него.
— Вы вообще не верите в романтику, лорд Хейворд? — спросила она.
Он ответил не сразу.
— Я верю в любовь, — произнес он, помолчав немного, — во взаимные обязательства, в привязанность, верность и… душевный комфорт. Верю в счастливые семейные отношения. И знаю несколько таких пар, правда, меньше, чем хотелось бы. Но романтика! Для меня это звучит довольно несерьезно. Это нечто ведущее к влюбленности, что бы это ни значило, к поступкам бездумным и часто заканчивающимся несчастливой жизнью. Люди вдруг обнаруживают, что попали в ловушку пожизненной связи, а романтика и влюбленность оказываются всего лишь печальной иллюзией. Такие пары мне тоже известны.
О Боже.
Анджелина снова обмахнулась веером.
— А вдруг, — сказала она, — можно быть счастливым и влюбленным, лорд Хейворд? Вдруг романтика может привести к любви, и привязанности, и взаимным обязательствам, и… что вы там еще называли? А, да, к душевному комфорту. В редких случаях. Вам так не кажется?
— Доказательств этому у меня нет, — ответил он. — Но полагаю, что в человеческой природе заложено стремление хотеть всего того, о чем вы говорите. Вероятно, намного мудрее всегда пытаться думать, говорить и действовать, руководствуясь здравым смыслом и рассудительностью.
— Но желания, надежды и мечты — это то, что дает нам силы и отвагу двигаться вперед, — возразила Анджелина. — Мне бы не хотелось идти вперед, не имея мечты.
Анджелина повернула к нему голову, только что заметив, что лица Трешема и Белинды окончательно сблизились, и обнаружила, что лорд Хейворд смотрит прямо на нее.
— Мечты могут ввести в заблуждение и довести до безнадежного отчаяния, леди Анджелина, — произнес он. — Но вы еще молоды. Ваш дебют в светском обществе только что состоялся, и перед вами лежит блестящее будущее. Мне бы не хотелось лишить вас возможности мечтать. Но будьте осторожны. Мечты могут разбиться в один миг.
Анджелина смотрела ему в глаза и пыталась понять, о чем же он мечтал. И что случилось с его мечтами? Он говорил так, будто сам молодым уже не был.
Но он верит в любовь. И Анджелина знала, что это правда. Он любит свою семью.
Он не верит только в романтическую любовь. Как глупо! Она ослепительно ему улыбнулась.
— Я не буду принуждать вас танцевать вальс, лорд Хейворд, — сказала она, — но зато буду вздыхать и выглядеть ужасно несчастной, если вы не пригласите меня прогуляться. Мы находимся в самом прелестном месте в целом мире, а я почти ничего тут не видела.
Он снова встал и предложил ей руку, сказав:
— Я тоже. Я здесь в первый раз.
— Значит, будем исследовать вместе.
Анджелина встала, приняла предложенную руку и взглянула в сторону Розали. Та поймала ее взгляд и одобрительно кивнула. Мистер Линд тоже им улыбнулся.
Трешем нашептывал что-то на ухо кузине Белинде. Точнее, Анджелина предположила, что нашептывал — ни к чему говорить вслух, если твои губы находятся в дюйме от уха леди.
Позднее Эдвард признавался сам себе, что во всем случившемся далее был виноват только он. Он повел себя с нехарактерной для него импульсивностью, и теперь приходилось пожинать плоды.
Они шли по главной аллее вместе с дюжинами других гуляющих. Воксхолл оказался вовсе не так плох, как он ожидал. Может быть, при дневном свете сады выглядят кричаще безвкусными или просто обыкновенными, но нельзя не признать, что ночью они обладают определенной притягательностью. Особенно вдохновляют разноцветные фонарики. И прямая широкая аллея с обрамляющими ее деревьями тоже очень впечатляет и превосходно содержится. Все люди в прекрасном настроении, но никакой вульгарности не заметно. Нет пьяных, а музыка создает чудесный фон для беседы.
Похоже, это место создано специально для невинных наслаждений. И в этом нет ничего плохого, верно? Иногда жизнью нужно просто наслаждаться. И Эдвард действительно наслаждался. Это было поразительно, но, подумав немного, он понял, что это правда.
Леди Анджелина Дадли щебетала обо всем, что видела, и Эдвард понял, что ничего не имеет против. Ему даже нравилось выслушивать ее восторги. Простое невинное восхищение стало такой редкостью, размышлял он. Большинство людей из его окружения были в большей или меньшей степени пресыщены жизнью. Включая, вероятно, и его самого.
