— Ты что? Что с тобой? — подошел к нему Султанмурат.
— Ничего, — ответил тот сквозь слезы.
Султанмурат не стал особенно допытываться. Он сразу догадался, вспомнив, как недавно плакал Аджимурат, когда приезжал дядя Нургазы. Понял он, что мальчик расплакался с тоски по отцу. Лисица и лисий малахай были лишь напоминанием…
Не знал Султанмурат, как помочь братишке. Он и сам загрустил. Проникаясь жалостью и состраданием к брату, он решил поделиться с ним самым сокровенным.
— Ты не плачь, Аджике, — сказал он, присаживаясь возле. — Не плачь. Понимаешь, я хочу жениться, когда вернется отец.
Аджимурат перестал плакать, удивленно уставился:
— Жениться?
— Да. Если ты мне поможешь в одном деле.
— Какое дело? — сразу заинтересовался Аджимурат.
— Только ты никому ни слова!
— Никому! Никому не скажу!
Теперь Султанмурат заколебался. Говорить или не говорить? Он молчал в растерянности, Аджимурат начал приставать:
— Ну скажи, какое дело, скажи, Султан. Честное слово, никому ни слова.
Султанмурат покрылся испариной и, не глядя в лицо брату, с трудом проговорил:
— Надо передать письмо одной девушке. В школе.
— А где письмо, какое письмо? — живо придвинулся к брату Аджимурат.
— Потом я тебе покажу. Не здесь же письмо.
— А где?
— Где надо. Потом увидишь.
— А кому, какой девушке?
— Ты ее знаешь. Потом скажу.
— Так скажи сразу!
— Нет, потом.
Аджимурат приставал. Он становился невыносимым. Тяжело вздохнув, Султанмурат вынужденно сказал, запинаясь:
— Письмо надо… это… передать Мырзагуль.
— Какой Мырзагуль? Той, что в вашем классе?
— Да.
— Ура! — заорал то ли от радости, то ли от озорства младший брат. — Я ее знаю, она такая, воображает, что очень красивая! С младшими классами не разговаривает.
— А ты что кричишь? — рассердился старший.
— Ладно, ладно! Не буду! Ты ее любишь, да? Как Айчурек и Семетей[16], да?
— Перестань! — прикрикнул на него Султанмурат.
— А что? Говорить нельзя? — вредничал младший.
— Ну и кричи, залезь вон на те горы и кричи на весь свет!
— Вот и залезу и буду кричать! Ты любишь эту Мырзагуль! Вот! Вот! Ты любишь…
Нахальство младшего вывело из себя старшего брата. Размахнувшись, Султанмурат дал ему крепкого подзатыльника. Тот скривился сразу и заревел на весь овраг:
— Когда отец на войне, ты меня бить? Ну подожди! Подожди! Ты еще ответишь! — орет во все горло.
Теперь надо было успокоить его. Вот морока! Когда они помирились, Аджимурат говорил, все еще судорожно всхлипывая, все еще размазывая кулаком слезы по лицу:
— Не думай, я никому не скажу, даже маме не скажу. А ты из-за этого драться… А письмо передам. Я тебе сразу хотел сказать, а ты сразу драться… На перемене отдам, отзову в сторону. А ты за это, когда отец вернется с войны, когда отец приедет на станцию и когда все побегут встречать его, ты меня возьми с собой. Мы вдвоем сядем на Чабдара и первыми поскачем впереди всех. Ты и я. Чабдар ведь теперь твой. Ты впереди, а я сзади на коне, и поскачем. И мы сразу отдадим Чабдара отцу, а сами побежим рядом, а навстречу мама и все люди…
Так говорил он, жалуясь, обижаясь и умоляя, и до того растрогал Султанмурата, что тот сам едва удержался от слез. Погорячился, а теперь очень раскаивался, что ударил мальчишку.
— Ладно, Аджике, ты не плачь. Мы с тобой на Чабдаре поскачем, только бы отец вернулся…
Когда собрали весь скошенный курай и когда начали вязать, получились три добрые вязанки. Султанмурат мастерски умел увязывать хворост. Вначале куча кажется большая, как гора, даже боязно становится, что не унесешь. А потом, если умеючи стянуть веревки, куча раза в три станет меньше. Хорошо стянутая вязанка плотно и ровно лежит на спине, ее и нести удобней. В этот раз ребята сделали две вязанки для вьюка, на то они привели с собой Черногривого, а одну дополнительную вязанку Султанмурат решил тащить сам. Далековато было нести, но лучше уж сразу притащить домой побольше топлива. Да и оставлять такой курай жалко. Отменного хвороста набрали они в балке Туюк-Джар.
Черногривого навьючили так, что ни ушей, ни хвоста не видно. Его повел на поводу Аджимурат. Султанмурат шел следом, сгибаясь под вязанкой, притороченной к плечам особым перекрестным способом — веревка пропускается из-под левой подмышки через грудь на правое плечо, захлестывается с правой стороны у затылка на скользящую петлю, конец которой носильщик держит в руках. При таком способе носильщик может постоянно подтягивать на ходу ослабшие узлы вязанки.
