Как правило Роберт Скривенер был не прочь обсуждать достоинства своих книг на встречах с читателями. Поводы для обсуждения – избранные отрывки из «Мадригала», философская основа «Созвездия Быка», даже не слишком, быть может, актуальная тема «Любимцев Фортуны» – способствовали укреплению его контактов с просвещенной частью читательской аудитории. Сегодня, однако, по непонятной ему самому причине контакт установить не удавалось. Было неинтересно, попросту скучно. С какой стати он должен рассыпа́ться в благодарностях, если некая дама в пенсне, сидящая справа от него, без запинки цитирует наизусть длиннейший пассаж из «Ясона»? И какой ему прок от того, что ученый господин, сидящий слева, раз двадцать прочел «Созвездие Быка» и сам намерен зимой выступить с лекцией об этом выдающемся произведении в Базельском университете – если, конечно, автор не имеет ничего против? Скривенер слышал собственный голос, отвечал комплиментом на комплимент, банальностью на банальность, через силу глотал тяжелую, чересчур жирную еду, но его мысли и чувства витали далеко. Где-то сейчас прелестная Аннетта и ее загорелый красавец? На фоне какого горного пейзажа они предаются любовным утехам? Какими лесными ягодами освежают губы, уставшие от поцелуев?..
– Да, несомненно, – говорил он между тем соседке справа, – мы, писатели, обязаны обличать пошлость во всех ее проявлениях, мы должны вести постоянный бой с посредственностью, с мещанством, которое хочет низвести нас до собственного уровня. Я надеюсь затронуть эту тему в сегодняшней лекции.
Он жестом отклонил попытку официанта положить ему на тарелку еще кусок жареной свинины (как можно подавать это на ланч в июне месяце?!) и повернулся к соседу слева: тот как раз утверждал, что кинематограф губителен для западной цивилизации.
– Подумайте: здесь, в Женеве, – вещал он, – в городе, где мы имеем честь и счастье общаться с лучшими умами Европы, приходится отменять вашу лекцию, потому что билеты на нее не распроданы. А в то же время за два квартала отсюда люди ломятся в кинотеатр, чтобы посмотреть очередную голливудскую чушь. Это крах интеллекта – другого слова я не подберу!
– Совершенно с вами согласен, – произнес Скривенер и украдкой взглянул на часы. Стрелки показывали половину третьего; прием затягивался.
Спастись от радушных хозяев ему удалось лишь в шестом часу вечера. После утомительного застолья его повели в центр Международного общества литераторов и продемонстрировали редчайшее собрание рукописей; обычно они хранились под стеклом, но сейчас в его честь были извлечены на свет и разложены на столе. Ему пришлось также лицезреть портреты других именитых членов Общества, которые почему-либо не смогли лично приветствовать Скривенера, но прислали письма с извинениями и сожалениями, и письма эти были зачитаны вслух. В четыре подали чай, хотя обильный ланч еще не успел забыться и перевариться, и вместе с чаем явилась новая группа литераторов калибром помельче, которые не удостоились приглашения на официальный прием, но тем не менее жаждали пожать руку Роберту Скривенеру. В «Мирабель» он вернулся только в полшестого; до лекции, назначенной на семь тридцать, оставалось ровно два часа.
Первый сюрприз ожидал его внизу. Когда Скривенер попросил ключ от номера, портье объяснил, что ключ примерно час назад взяла мадмуазель Лимож, и так как ключ она пока не возвращала, то, по-видимому, она все еще там. Скривенер вызвал лифт, поспешно прошел к себе в номер и обнаружил Аннетту на балконе. Она нежилась в шезлонге – вместо брюк на ней теперь были шортики в обтяжку, а на глазах большие солнцезащитные очки.
– О, привет! – прощебетала она, заслышав его шаги. – Мы потрясающе провели день! Альберто только что ушел.
Действительно, вид номера свидетельствовал о том, что в нем недавно побывали посторонние. Чужой свитер на кровати. Поднос с бокалами на столе. Его книги в беспорядке. И совсем уж нестерпимо – на полу в ванной мокрое полотенце.
– Вы же вроде собирались отправиться в горы? – спросил Скривенер. Он так опешил, что не сразу смог прореагировать на столь бесцеремонное вторжение.
