-- Давай-давай, не стесняйся -- событие!..
Когда телеграмма оказалась у старшего лейтенанта Буланкина, он повертел ее с ухмылкой, молча передал соседу.
-- Чего ты лыбишься? -- внезапно взорвался Юрка Пономарев. -- Ну, неприятно тебе, когда люди о работе, делах говорят -- желчь покоя не дает, но тут-то чему ухмыляться? Человек радуется -- жена приезжает...
Широко расставленные глаза Буланкина, смотревшие твердо и нагловато, остановились на Юрке. В глубине их застыли довольные блестки.
-- Чему, говоришь? -- процедил Буланкин и, валко поднявшись со скамейки, бросил папиросу в яму. -- Не выдержит она здесь, на этом курорте.
-- Как ты сказал?! -- Юрка нахохлился, будто петух перед дракой. Шея его смешно вытянулась, и весь он своей высокой и не очень складной фигурой подался вперед, к Буланкину.
-- А так... Его здесь за непочитание родителей держат, -- Буланкин кивнул на меня, -- а ее, москвичку, кто будет держать в "медвежьей берлоге"? Уразумел?
Он медленно, лениво, видимо с сознанием своей правоты, заковылял по дорожке к кабинам локатора. Я даже не успел сообразить -- оскорбиться и ответить или пропустить глупость мимо -- так быстро все произошло.
Буланкин вообще был человеком ядовитым, недовольным судьбой. Он считал, что перерос свое звание и должность, и при случае с ехидцей шутил: "Чего мне? Еще только двадцать девять лет, а я уже кругом "старший"! И лейтенант старший, и техник старший". Служить он не хотел и во сне и наяву грезил о гражданке.
Его выходка обескуражила товарищей. С минуту все молчали.
-- Не обращай внимания, -- поморщившись, сказал Юрка. -- Есть такие зверьки, которые по всякому поводу гнусный запах распространяют.
Застенчивый старший лейтенант Ивашкин с конопатинами, усеявшими его переносицу -- их будто устраивало только одно это место на всем узком лице, -- сердито заморгал покрасневшими от бессонницы веками:
-- Вот еще Моисей-пророк объявился!
Молчаливый от природы, Ивашкин был удручен большим и тяжелым испытанием, свалившимся на него. Восемь месяцев назад жена родила сына. Они были первыми жильцами гарнизона, зимовали в недостроенном домике, и жена не убереглась -- застудила груди. Теперь она постоянно ездила в город на перевязки или на очередную операцию. Ребенок рос болезненным и хилым. По ночам кричал, и, жалея жену, Ивашкин часами вышагивал с ребенком на руках по комнате. А утром, до развода на занятия, успевал сходить в ближайший лесной поселок, в семи километрах от гарнизона, и принести малышу молока.
-- Иди, Костик, к комдиву, докладывай! -- Юрка положил мне руку на плечо. -- Встречай свою Наташку и вези. Веселей у нас будет. -- Он подтолкнул меня легонько: -- Иди, не мешкай!
Некрасивая стычка вскоре забылась, возможно потому, что весь я был поглощен думами и заботами о приезде Наташки.
Подполковника Андронова нашел в казарме. Он давал какие-то указания Филипчуку -- нашему хозяйственному "богу". Невысокий, по-цыгански смуглый, с аккуратными усами старшина стоял перед командиром навытяжку. Значок на его груди свидетельствовал, что Филипчук уже десять лет отдал сверхсрочной службе. Подполковник, возвышавшийся над старшиной на целую голову, видно, был не в духе: чуть сгорбился, по щекам запали симметрично две глубокие складки, словно продавили их чем-то острым, и они так и остались, не разгладились. Когда я доложил ему о приезде Наташки, он смотрел на меня секунду-другую, задумавшись, сощурив глаза под густыми бровями.
-- Так, так, товарищ Перваков... Значит, встречать надо? Машину? Хозяйственная-то у нас только вернулась. -- Он взглянул на Филипчука, тот утвердительно качнул головой. Андронов снова задумался, но тут же поднял на меня оживившиеся глаза. -- По такому случаю придется тягач выделить, чтоб наверняка не застрять. Как, Перваков?
Я согласился. Тридцать с лишним километров до города разбитой лесной дороги под силу только мощной машине. Кабина просторная, устроимся все. К тому же оригинально -- ракетный тягач!
Андронов расспросил, все ли у меня готово в комнате, которую выделили несколько дней назад, когда получил письмо от Наташки. Тогда я тоже пришел к Андронову, и он без колебаний сказал: "Вот и поселяйтесь в квартире с майором Климцовым, живите". Комнатка была небольшая, но уютная, а соседкой, женой адъютанта дивизиона Ксенией Петровной, я был доволен: женщина в возрасте, опытная хозяйка, приветливая -- с такой рядом и Наташке будет хорошо.
