Теплая ладонь Сольвеги легла на худое Сашкино плечо:
— Нельзя же так.
— А как… можно? — должно быть, он сам себе удивлялся сейчас, что ответил, слова вышли с запинкой.
Сольвега закусила выбившуюся из узла соломенную прядь. Посмотрела на теплый песок под босыми ногами, о чем-то напряженно думая. Погрызла губу. И бросилась догонять телегу.
Они остановились на ночлег рано: солнце еще не садилось. Тумаш с Андреем принялись ладить костер, ползал и радостно гугукал под березами Микитка, а Ястреб, прихватив лук, подаренный в поселке, ушел в лес. Сёрен разбирала припасы. Они шли по пустой земле — ни селищ, ни даже отдельных хижин, но, как сказал Ястреб, летом в лесу может пропасть с голоду только лентяй либо дурак. Тумаш почему-то покраснел. Хотя краснеть следовало Савве: в его заплечном мешке лежали лишь вапы Сёрен, чистая веленевая книжица и несколько заостренных палочек. И притащив для костра дюжину кривоватых веток, он расселся под березой с мыслию на челе и палочкой в руках. Да еще шипел, когда умирающая от любопытства девушка подходила чересчур близко. Сольвега как-то незаметно исчезла. Потом Сёрен заметила, что пропал и Сашка, но не встревожилась. Она ведьма, он при оружии, чего им сделается, право… Слегка покраснела и уткнулась в мешки.
Сашка стоял, отвернувшись, царапая ногтем березу, раздавив походя семейство темноголовиков. Над ним звенели комары. Не примяв травы, подошла Сольвега. Он ощутил ее присутствие, сердито передернул плечами.
— Тяжело, — сказала она. — Когда вывернут, как пыльный мешок, перед чужими, вытряхнут наружу все: и самое дорогое, и самое гадкое.
Он напрягся.
— Время нужно, чтоб охолонуть. А его у тебя не будет.
Ведьма сдернула белую пушистую головку лопуха:
— Смотри!
Сашка невольно повернулся.
— Вот ее жизнь, — пушинки лежали на темной, натруженной, ладони. — Можно вот так, — Сольвега сжала ладонь. А можно… — она дунула, и пушинки полетели в розовый предвечерний свет. — Нет у тебя времени.
Сашка кинулся к ней:
— Отдай!
Ведьма тряхнула головой, шпильки устали держать хором волос, и те рассыпались, спутались, опали тяжелым золотом. Сольвега стала вовсе близко, и одна рука невзначай распутывала завязки на своей рубахе, а другая — гашник на Сашкиных ноговицах. По чреслам пробежал огонь, а дальше все было просто и правильно.
— Я не люблю тебя, — сказал Сашка.
— Я знаю, — отозвалась Сольвега, вычесывая из кудрей травинки и мелкий сор. Они вернулись к костру, как и уходили, по отдельности. Сашка слушал, как в темноте похрумкивают осотом спутанные кони, и ему было спокойно.
Сёрен докончила перевязку, затянула узел и остатками пелены вытирала масляные руки.
— Лен кончается, — пожаловалась она. — И масло тоже.
— Дня через два, чтоб не уроком, будем в городе, — отозвался Ястреб. — Он взялся кормить государыню с ложки жижей из-под рябчиков — как раз настрелял дюжину, и сам же ощипал и сварил, добавляя соль и кой-какие травки, которых не знала и Сольвега. И ложку вырезал сегодня из мягкой липы — она так и белела в темноте. Сёрен подозревала, что Ястреб умеет вообще все. Он подул на варево. А селища раньше начнутся. Купим. Повороши угли, темно.
Горестно чертыхаясь, Андрей ощупывал сбитый палец. Он никак не мог привыкнуть к сапогам на мягкой подошве, а босиком вышло еще хуже. Палец разламывался, ноготь почернел и обильно брызгал кровью. Не хватало только занести заразу. Андрей приноровился с тряпицей, когда Ястреб приглашающе кивнул, подвигаясь. Как-то так вышло, что он больше ехал, чем шел, но Андрею и в голову не пришло восстанавливать справедливость. Его чувства к Ястребу были сродни обожанию. А если (под приступ цинизма) как следует подумать… впрочем, говорят, такие отношения в средневековье в порядке вещей. Андрей неловко перевалился в сено. Пожалуй, это просто зависть. Всю жизнь ему хотелось быть таким и всю жизнь — слегка не дотягивал. «Та, которая по жизни идет смеясь.» Ястреб, сощурясь, покосился на Андрея:
— Бороду ростишь?
— После вашей Черты бриться больно.
Андрей сосредоточился на стенающем пальце. Он опять поймал себя на желании задавать вопросы. Рискуя перещеголять в этом Тумаша. А Тумаш вчера прославился: словил щучку. Руками. И донес, завернув в рубашку, до становища. А Андрей шел сзади и бил на его спине комаров. Ястреб, конечно, сказал, что лучшая уха — это курица. Но потом полез за диким чесноком и морковью, и щучку с аппетитом съели, когда сварилась.
