У Пинхаса был вопрос к Зюнсеру:
– Во всех ваших книгах судьбу понимают как что-то вроде комара, которого можно прогнать. Все ваши персонажи борются за жизнь, вы же ведете себя как жертва. Вы должны были знать, что они придут.
– Хороший вопрос, – сказал Зюнсер. – По существу. И я отвечу на вопрос вопросом: зачем мне всегда быть тем, кто выживает? Я видел, как европейские евреи вылетели пеплом из труб. Я похоронил жену и сына. Я действительно считаю, – хоть и говорят, что от судьбы не уйдешь, – что такое возможно. Но почему вы думаете, что цель – жить? – Зюнсер подтащил изувеченную руку себе на грудь. – Сколько еще трагедий должен я пережить? Пусть кто-нибудь станет свидетелем моей.
Брецкий с ним не согласился:
– Мы потеряли наш мир, это верно. И все же человек не может обречь себя на смерть из-за того, что выжил, когда умирали другие. Нельзя вечно дрожать во мраке концлагерей.
– Я бы все отдал, лишь бы выбраться отсюда, – сказал Коринский.
Зюнсер поднял глаза к потолку.
– Вот единственное правило, которого я придерживался в каждом своем рассказе. У человека отчаявшегося выбора не бывает.
– Значит, – спросил Пинхас, а для него в комнате никого не существовало, кроме его учителя, – вы считаете, что я оказался здесь вместе с вами случайно? И это не часть великого замысла, некоего космического равновесия, этакой грандиозной шутки небес?
– Думаю, какой-то служащий допустил ошибку.
– Думать так, – сказал Пинхас, – для меня невыносимо.
Все эти разговоры дались Зюнсеру нелегко, он закашлялся и сплюнул сгусток крови. Пинхас хотел помочь Зюнсеру, но не мог подняться. Брецкий и Коринский встали.
– Сядьте, сядьте, – сказал Зюнсер. Они послушались, но, пока он пытался откашляться, не сводили с него глаз.
Пинхас Пеловиц провел остаток дня, отрабатывая последние строки своего рассказа. Когда свет погас, он был уже почти закончен.
Они недолго оставались в темноте, вскоре раздался шум и свет зажегся. Коринский сразу же приник глазом к отверстию в стене:
– Выстраивают всех на улице. Там пулеметы. Сейчас утро, и все щурятся, как будто только родились.
Пинхас его перебил:
– Я бы хотел кое-что вам прочесть. Это рассказ, я написал его, пока мы были здесь.
– Давайте, – сказал Зюнсер.
– Послушаем, – сказал Брецкий.
Коринский чуть не рвал на себе волосы:
– Какое теперь это имеет значение?
– Для кого? – спросил Пинхас и принялся читать свою короткую притчу:
В то утро, когда Мендл Мускатев проснулся и обнаружил, что его письменный стол исчез, комната исчезла, солнце исчезло, он сперва решил, что умер. Обеспокоившись, он прочел молитву за умерших, имея в виду себя. Потом он подумал: а дозволено ли это – и вновь забеспокоился, на этот раз из-за того, что первое, что он сделал, когда умер, – согрешил.
Мендл понял, что лучше всего посоветоваться с местным раввином – вот кто сможет наставить его в таких делах. Мендл в первый раз был в кабинете раввина – раньше он не слишком вдавался в тонкости богослужения. Мендл очень удивился, увидев, что кабинет раввина по размерам точь-в-точь такой, как его исчезнувшая комната. Более того, ему показалось, что и трактат, над которым размышлял ученый человек, лежит на исчезнувшем столе.
– Ребе, вы заметили, что сегодня у нас нет солнца? – спросил Мендл вместо приветствия.
– Мои ставни плотно закрыты, чтобы не слышать шума снаружи.
– И никто больше не говорил об этом на утренней молитве?
– Никто еще не приходил, – сказал раввин, продолжая изучать трактат.
– И вас это не удивляло?
– Удивляло. Удивляло, пока ты не сказал мне про солнце. Теперь я понимаю: ни один разумный человек не проснется, чтобы встречать рассвет, который никогда не настанет.
– Все это очень странно, ребе. Но я думаю, что мы ночью – в какой-то миг – умерли.
Раввин встал, усмехнулся:
– И я могу здесь хоть целую вечность изучать Талмуд.
Мендл оглядел книги по стенам от пола до потолка.
– У меня есть письменный стол со стулом и штендер в углу, если я хочу постоять,[7] – сказал раввин. – Да, похоже, я в раю. – Он потрепал Мендла по плечу. – Должен поблагодарить тебя за то, что поспешил предупредить меня. – Раввин пожал Мендлу руку и добродушно кивнул, а сам уже отыскивал нужное место в тексте. – Но ты пришел по другой причине?
