Местные лопухи так ничего и не поняли. Правда, это не их вина: у каждого – свои задачи. Зато Третьяков отлично во всем разобрался. Он, кстати, и стреляет неплохо. Не так, как я, но очень неплохо.
– Молодчина, Велегуров! С меня причитается!
– Что у вас там? – Вовчик сгорал от нетерпения, потому что со своей позиции так ничего и не увидел.
– У тебя под носом дяденька стрелял в толпу.
– И что? – в нетерпении перебил Вовчик.
– Лежит в полукилометре отсюда. Мотоцикл отдельно, джигит – отдельно.
– Отлично! – обрадовался Романов.
Оказалось, что даже выигранная нами перестрелка сработала на бандитов. Похоже, сверху прошла команда соглашаться на их требования. Может, боялись, что поддерживал акцию не один «мой» мотоциклист.
Троих осужденных подвезли к автобусу. Я аж зубами заскрипел от досады. Все. Сейчас детей выпустят, эти улетят, а дальше жди новых командировок.
– Пока сторговались только об одном из них, – сказал мне в ухо Третьяков.
– О каком? – зачем-то спросил я. Какое мое дело? Они о чем-то договариваются, меня не спрашивают. Правда, потом этих ублюдков придется ловить мне. И занятие это часто довольно рискованное.
– О толстом. Он, похоже, главный. Это его мероприятие. – И в самом деле толстый остался у автобуса, а двоих повели обратно к аэровокзалу.
– Крутые ребята. Нам с ними не справиться. Конечно, надо отпустить.
– Не твое дело, Велегуров, – с ходу завелся Третьяков. – Операцией командуешь не ты. И не я, – в миноре закончил он.
– Приказа о стрельбе не отменяли, – зашептал мне в ухо Вовчик. Это точно. Ну давайте, ребята, откройте свои личики одновременно!
Бог услышал мои молитвы. Вылетело еще окно, первое от двери, раздвинулась штора, и я увидел «своего», в синем тренировочном костюме. Даже с такого расстояния я видел улыбку на его роже. Он что-то кричал толстому, теперь стоящему ко мне затылком, правее входной двери, а тот ему что-то радостно отвечал. Они почти победили, поэтому и чувство опасности притупилось. Почти победили – всю эту огромную армию, всех этих бесчисленных ментов, всех этих вонючих московских снайперов.
«Мой» злодей щерил свой рот, а за ним, у его правой руки, сидел испуганный щупленький беленький пацан, и в мою оптику я видел, что мальчишка еле сдерживается, чтобы не разрыдаться. Он уже больше десяти часов был в автобусе. И его, может быть, отпустят, когда злой дядя получит все, что хотел, и уйдет брать в заложники других пацанов.
– Держу «моего»! – прошептал Романов.
– Огонь! – скомандовал я и, чтобы не рисковать, выстрелил «своему» бандиту не в голову, а в грудь. Все равно он без бронежилета.
И – о ужас! – белобрысый пацан, увидев открывшуюся дверь, не выдержал и рванул к ней! Тяжелая пуля, пробив тело террориста, наверняка попала в парнишку.
– «Мой» – готов! – радостно отрапортовал Вовчик.
Я еще раз посмотрел в оптику, как будто что-то могло измениться. Террорист упал, мне было его почти не видно. А мальчик, отброшенный пулей, неловко лежал на спине на первом за водительским местом сиденье. Рука бессильно свесилась вниз. Я даже волосенки его белые видел. Только теперь они были в крови.
Я вдруг перестал что-либо чувствовать. Как отрубило разом. Просто медленно развернул винтовку и навел ее на затылок главаря. В этот миг он повернул голову, и я понял, что даже такие вонючие скоты способны испытывать отчаяние. Не оттого, конечно, что погибла пара его подонков. И уж точно не оттого, что моя пуля попала в ребенка. Просто ему очень не хотелось обратно в тюрьму.
И не надо. Я остановил перекрестье на ямке между его паскудными глазами и плавно нажал на спуск.
…Через три месяца после событий я стал гражданским. Друзья дали посмотреть любопытный документ под названием «Ситуационная справка». Там незнакомый мне офицер вполне справедливо обвиняет меня в предумышленном убийстве осужденного (мальчика в вину никто не ставил), а полковник Третьяков настаивает на версии несчастного случая и попутно вспоминает мои многочисленные заслуги. Кроме того, была еще бумажка, в которой наш военный психолог, сухопутный моряк капитан второго ранга М.Л. Ходецкий, дает мне очень справедливую характеристику и настаивает на необходимости моей полной психологической реабилитации. Он и в самом деле сумел запихнуть меня в спецсанаторий и лично чуть не через день приезжал со мной заниматься. Он отличный мужик, наш Марк Лазаревич. И видно, хороший профессионал. По крайней мере, пацан с окровавленными белыми волосами стал сниться реже.
