Ради братий своих… (Иван Федоров) - страница 43
В конце октября в одну из ночей он проснулся от страшной боли в затылке. Федоров закричал. Но в доме по-прежнему царила ночная тишина. Федоров снова закричал и вдруг понял, что крика его не слышно, что, пытаясь закричать, он только тихо мычит. Тогда он попытался встать и тут же рухнул на пол. Проснулись домашние. Он услышал шаги, голос сына, плач проснувшегося внука и потерял сознание.
Целый месяц ходил лекарь, поил настоями, ставил пиявки. Речь понемногу возвращалась. Но правая рука и ноги были как чужие. Он пробовал шевелить ими, но, увы, они не слушались. Сын успокаивал:
— Потерпи, отец. Все образуется. Отдохнешь, и опять вернешься в свою печатню…
3 декабря неожиданно стало хуже. Федоров лежал на кровати, глядя в потолок, и никого не узнавал. Лекарь клал ему на голову куски льда, а к ногам нагретый, завернутый в тряпицу кирпич.
К вечеру без стука в дом ввалился Даниил Пушкарь в сопровождении посыльного городского суда. Молча он выложил на стол бумагу, скрепленную красной восковой печатью с гербом Львова. Суд обязывал печатника Ивана Федорова Москвитина вернуть Даниилу Пушкарю взятые в долг сто пятьдесят злотых. В случае, если печатник долг вернуть не сможет, то Пушкарь имеет право забрать имущество Ивана Федорова на эту сумму.
Выслушав решение суда, Иван Иванович молча вышел. Через некоторое время в комнату вошла Татьяна Антипоровна, в шубе, в теплом платке.
— Идемте…
— Куда? А деньги?..
— Идемте, кровопийцы, в печатню. Описывайте, грабьте…
Вернулась Татьяна Антипоровна поздно. Дети уже спали. Муж, обхватив голову руками, сидел в ногах больного отца. Она тихонько прикрыла дверь. Ранним утром, когда она снова заглянула в комнату умирающего, Иван сидел в той же позе. И ей показалось, что время остановилось…
Наутро к дому Ивана Друкаревича, как его теперь звали во Львове, подъехали всадники.
— От ясновельможного пана, князя Острожского… Понеже тот Федоров своего договора с ясновельможным паном не исполнил, а деньги, данные ему на поездку в Рим, ясновельможному пану не вернул, то коронный суд повелел наложить арест на все типографское имущество и книги упомянутого Федорова…
— Берите! Все берите! Креста на вас нету. Помереть спокойно старику не дадите. Как вороны кружите!.. Вороны черные вы и есть!..
Крик невестки вернул в сознание больного. Он тяжело застонал. Услышав стон, Иван бросился к отцу. Тот как-то странно махал левой рукой. Точно старался отогнать кого-то.
В следующую ночь, с 5 на 6 декабря 1583 года, московский первопечатник Иван Федоров скончался.
Хоронили мастера на кладбище Онуфриевского монастыря, где помещалась его первая львовская типография. В последний путь провожали родные, Сашка, Гринь да несколько соседей. Шел снег. Крупные хлопья, медленно кружась, ложились на гроб, на голову и плечи провожающих и укрывали белой пеленой дорогу.
Неделю спустя Иван Иванович и Гринь Иванович уложили на могилу двухметровую каменную плиту. Гринь самолично вырезал на ней типографский знак печатника, а под ним: «Друкарь книг пред тым невиданных». Кругом плиты: «Иоан Федорович друкарь Московитин, который своим тщанием друкование занедбалое (пренебрегаемое. — Авт.) обновил. Преставился в Львове року афпг (1583. — Авт.) декембр S (шестого. — Авт.)».
Еще через месяц Иван Иванович продал свою переплетную мастерскую, чтобы расплатиться с долгами отца. Память о первом русском печатнике должна была остаться чистой.
>Портрет Ивана Федорова работы неизвестного художника.
Умирает человек, но дело его, если оно настоящее и нужное, продолжает жить. Типографию Ивана Федорова выкупили у ростовщиков украинские патриоты Львова. В 1591 году они напечатали в ней «Грамматику еллино-славянского языка». Завещание Максима Грека и мечта первопечатника были исполнены.
Вот и собраны, видимо, известные факты и сведения о жизни и деянии Ивана Федорова, первопечатника русских книг. И пусть картина не завершена. Еще предстоит исследователям заполнить существующие пустоты, но мы уже знаем, хотя бы приблизительно, горькую повесть страданий и радостей, надежд и разочарований этого удивительного человека.
