Пытался и печатник распродать привезенные им Библии. Но странное дело — больше 15–20 злотых ни один купец давать не хотел. И это в то время, когда сами продавали за 25 и даже 30 злотых. Вечерами, сидя в своей комнате — на этот раз он поселился у верного Сашки Седляра, — Федоров считал и прикидывал, где и как набрать денег. Едва вернувшись во Львов, он вдруг отчетливо понял, что по сравнению с Острожской его собственная типография слишком мала, да и обветшавший станок требует замены. Для будущих планов, для будущей работы ему нужна новая, большая типография с новыми станами и новыми шрифтами. На днях втайне от всех он даже присмотрел дом для нее. Небольшой, но добротный, и совсем рядом с рынком, в центре города.
Итак, решено. Старую типографию, заложенную у Якубовича, выкупать не будет. Он снимет приглянувшийся дом, закажет новые печатные станы. Закупит металл, бумагу. Новые шрифты поможет отлить Гринь Иванович. И вот тогда…
Припомнился шепот мудрого старца Максима: «…Тот Альдус Мануччи по мудрости своей замыслил великое книжное дело… И напечатал он сто и пятьдесят три книги…» Он, Федоров, не успеет столько. Трудно сложилась жизнь. Милости, опалы, нищета, одиночество, бесконечные дороги, но все это дало ему мудрость, опыт и неутомимую жажду работать — печатать новые и новые книги. Ведь только теперь, умудренный годами, имеет он право приступить к настоящему делу.
На узкой полоске бумаги, лежащей перед ним, два столбика цифр. Слева — сколько он сможет достать денег, справа — сколько нужно на обзаведение новой типографией. Колеблется язычок свечи, и тень от пера то становится длиннее и закрывает правый столбец, то совсем укорачивается, и тогда очень отчетливо видны цифры, цифры, цифры… Приходит на память присказка: «Федюшке дали денежку, а он и алтын просит». Да, просит! Не для себя, для дела, для будущего, для людей.
Под вечер заявились к печатнику гости — сын Иван с женой Татьяной и энергичный Сашка Седляр. Прямо от двери, не дав еще никому сказать слова, Сашка выпалил:
— Домик тот, что ты присматривал, мастер, я сниму. Не удивляйся, не удивляйся, мастер, я все знаю… Хороший дом. Вместительный. Для печатни просторно будет. Плотникам за станы я тоже денег дам…
— Постой, постой. Как же это получается? Ты бегаешь, хлопочешь, деньги даешь, а я…
— Мастер, не волнуйся, успокойся… Свою лепту позже ты внесешь. Твой опыт, твои знания, умение твое…
Посидел Сашка недолго и вскоре ушел. А Федоров все не мог прийти в себя. Кажется, наконец-то удача сама пожаловала к нему. Не было ни гроша, а вот он — алтын. Сашка, ведь как-никак у него печатному делу учился, любит его, помогает ему. У Сашки и знакомства есть среди местных купцов. Вместе они по три, по четыре книги в год печатать будут. Глядишь, потом он откупится и один будет хозяйничать, но это в будущем…
— Ну а ты, сынок, что думаешь, как посоветуешь?..
Иван ответил не сразу. Будто подбирал, подыскивал слова:
— Не сердись, отец… Годы у тебя уже немалые. И здоровье не то, что раньше было. Богом тебя молю, не связывайся ты с Сашкой. Хитрый он мужичонка, себе на уме…
— Ванюша, какой же он хитрый! Он печатню помогает мне открыть. Добро мне, нищему, хочет сделать. А я снова книги печатать буду. Ведь не о корысти думаю…
— Ты, отец, — нет, а он — да. Без своей выгоды Сашка не ступит. Оставайся с нами. Будем вместе переплетным делом заниматься. Проживем тихо, спокойно, прокормимся…
— Не для тихости, Иван, я гонения и муки сносил. Никогда я жизни своей не менял и теперь не сменяю.
— Воля твоя. Знаю, мое слово тебе не указ… Не хотел я тебя тревожить, а, видно, надобно — Гринь и тот тебе не поверил. Укатил, убежал в Литву, в Вильнюс. Мамоничам теперь шрифт лить будет. Видать, там дело понадежнее, денежнее…
Ложась спать, Федоров вдруг побоялся задуть свечу. Было боязно остаться в полной темноте совсем одному. Да ведь и при свете этого желтого, колеблющегося язычка он тоже одинок. Сбежал последний ученик. Неужто суждено ему всегда быть одиноким? Идти по жизни без верных друзей, без близких помощников?.. Свою жизнь он прожил по-своему. Так же и кончит ее. Но как же Гринь, тот маленький мальчик Гриня, который горько плакал, упрашивая дяденьку Ивана взять его с собой… Как же это случилось? Неужто деньги дороже правды и честности?