1. В ТИХИЙ ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР...
Такая тишина бывает в июньский вечер, когда солнце только что зашло, а сумерки еще не спустились на теплую землю. В розово-голубой вышине нет-нет да и раздавалась вечерняя песня невидимого жаворонка, а из березовой рощи отрывисто вскрикивали ночные птицы, будто торопя ночь. По суглинистому проселку неторопливо шагали две пожилые женщины, по обе стороны уже высоко поднялась рожь, в ней синими звездочками мелькали васильки. Дорога спускалась в лощину с небольшим заросшим осокой ручьем, затем поднималась на холм. С него была видна деревня Замошье, куда шли женщины. Перед самым ручьем пересекались две дороги.
Женщины уже приближались к перекрестку, когда позади послышался шум мотора: по другой дороге на большой скорости мчался похожий на огромного желтого жука молоковоз. Оглянувшись, женщины отступили на самую обочину и продолжали свой путь. Металлический грохот и надсадный рев мотора заставили их еще раз обернуться — молоковоз с включенными фарами, резво подпрыгивая на выбоинах, несся прямо на них.
— Да он пьяный! — воскликнула одна из женщин, прижимая к себе сетку с двумя буханками хлеба. Расширившимися от ужаса глазами она смотрела на заслонивший ржаное поле и небо белый радиатор машины.
У второй женщины реакция оказалась лучше, в самый последний момент она, выронив сумку, отскочила в рожь и упала. Она отчетливо услышала сильный удар, глухой крик, совсем близко увидела бешено вращающееся колесо, дребезжащее внизу цистерны смятое ведро. В следующее мгновение молоковоз, обдав ее запахом выхлопных газов, прогрохотал мимо.
— Господи, Ната! Наточка?! — не помня себя от ужаса, закричала женщина и поползла на коленях к распростертой на дороге спутнице. От ее неестественно запрокинутой головы, пробивая в золотистом песке узкую извилистую дорожку, протянулся темно-красный ручеек.
А грузовик с завыванием и грохотом несся в другую сторону от Замошья. Примолкший было жаворонок робко пустил одну трель, другую и вскоре совсем замолк.
Генерал был в гражданском костюме; хотя солнце ударяло в широкое окно и в кабинете стояла жара, он даже не расстегнул воротник рубашки и не ослабил узел темного галстука. Напротив него сидела худощавая женщина. Морщинистое лицо, привычные к любой работе руки с узловатыми пальцами, голос глуховатый. Заметно было, что женщина очень волнуется.
Когда, закончив рассказ, она подняла глаза на генерала, тот, сделав пометку в блокноте, поинтересовался:
— А почему вы, Клавдия Михайловна, захотели повидаться именно со мной?
— Во время войны вы были в партизанском отряде, и потом...
— И потом?.. — с чуть приметной улыбкой спросил генерал.
— Кругом тут у вас все такие молодые, а вы...
— Старый?
— Они не видели этой страшной войны, не пережили того, что выпало на нашу долю, — со вздохом произнесла женщина. Пальцы ее принялись теребить поясок платья.
