— Проклятие! — прорычал он про себя. — Этот сумасшедший способен расстроить все мои планы. Если ему что-то известно, он, не задумываясь, сообщит Малвине…
Леонсио неподвижно стоял несколько мгновений, угрюмо предаваясь терзавшему его жестокому беспокойству. Потом, скользнув взором по гостиной, он встретился глазами с Изаурой, которая, как только появился Леонсио, смущенная и дрожащая, укрылась в дальнем углу гостиной и оттуда наблюдала в молчаливом беспокойстве ссору молодых людей. Так тяжело раненная косуля прислушивается к рычанию двух тигров, оспаривающих добычу. Она искренне раскаивалась в глубине души и злилась на себя за нескромные и безумные откровения, сорвавшиеся с ее губ во время разговора. Ее неосторожность станет причиной самого прискорбного раздора в этой семье, раздора, жертвой которого, в конце концов, станет она сама. Ссора между двумя молодыми людьми была подобна столкновению двух туч, которые встречаются, расходятся и продолжают свободно парить в небе, но молния, сорвавшаяся с них, неизбежно поразит несчастную пленницу.
— Ты еще здесь?.. Очень хорошо, — произнес Леонсио, едва заметив Изауру, смущенную и не осмеливающуюся покинуть свой уголок, где она укрылась и откуда молила небо, чтобы господин не увидел ее и не вспомнил о ней в эту минуту. — Изаура, — продолжал он, — я вижу, ты делаешь успехи в любовных интригах… Ты благосклонно выслушивала любезности этого мальчишки…
— Так же, как и ваши, мой господин. У меня нет выбора. Рабыня, которая осмеливается взглянуть на своих господ с неприязнью, заслуживает сурового наказания.
— И что же ты сказала этому ветренику, Изаура?
— Я? — смутилась рабыня, — ничего, что могло бы оскорбить вас или его…
— Подумай, прежде чем отвечать, Изаура. Смотри, не пытайся обмануть меня. Что ты ему говорила обо мне?
— Ничего.
— Клянешься?
— Клянусь, — едва слышно пролепетала Изаура.
— Ах, Изаура, Изаура… берегись. До сих пор я терпеливо сносил твое сопротивление. Но я не допущу, чтобы в моем доме и почти что в моем присутствии ты выслушивала фривольные любезности и тем более рассказывала кому бы то ни было о том, что здесь происходит… Если ты не желаешь отвечать на мою любовь, постарайся, по крайней мере, не впасть в мою немилость.
— Простите, сеньор, разве я виновата, что меня преследуют?
— Пожалуй, ты права. Кажется, мне придется удалить тебя из дома и спрятать где-нибудь, где ты не будешь так бросаться в глаза и подвергаться домогательствам…
— Зачем, сеньор…
— Хватит, сейчас я не могу тебя более слушать, Изаура. Не хочу, чтобы нас кто-нибудь здесь застал. Я выслушаю тебя при первом же удобном случае.
— Надо помешать этому недоумку шантажировать меня, — шептал Леонсио, удаляясь. — Ах, собака! Будь проклят тот час, когда я ввел его в мой дом.
— Не допусти, господь, чтобы ему представился такой удобный случай, — с тоской подумала девушка, наблюдая, как ее господин поспешно уходит.
Обреченно, в смертельном беспокойстве она последнее время подвергалась постоянным и все более настойчивым притязаниям со стороны Леонсио и не находила способа защититься от него. Решившись сопротивляться до конца, она, однако, помнила о судьбе своей несчастной матери, чья грустная история была ей хорошо известна. Некоторые старые рабы рассказывали ей об этом под большим секретом, и будущее рисовалось девушке в самых мрачных и зловещих тонах.
Открыться Малвине — вот единственный способ пресечь действия Леонсио и избежать грядущих несчастий. Но Изаура очень любила свою молодую госпожу и не могла решиться на такой рискованный шаг, боясь опечалить ее, навсегда разрушив счастливое и, сладкое заблуждение ее сердца.
Она бы предпочла скорее умереть, как ее мать, которая пала жертвой подлости и жестокости, чем затуманить черными тучами радужный и безоблачный небосвод мыслей своей госпожи.
Отец Изауры, единственный человек, не считая Малвины, волновавшийся за ее судьбу, был бедный поденщик и не мог защитить дочку от преследований и домогательств. В таком безвыходном положении ей оставалось только одно: в тайне горько оплакивать свою печальную судьбу, с мольбой обращаясь к небу и доверяясь воле всевышнего.
