— Такой печатью, — сказала Прозора, — что мне с тобой и не тягаться!
— Отчего же тогда я её не чувствую? — сощурилась девушка.
— Значит, ещё время не пришло, — загадочно проговорила знахарка и уже другим тоном добавила: — А у меня как раз репа вареная поспела.
Слегка подтолкнув гостей к столу, Прозора ловко выхватила из печки пузатый чугунок, от которого по избе поплыл духмяный запах укропа и ещё какой-то пряной травы. Брат с сестрой, хоть и не были голодными, почувствовали прямо-таки зверский аппетит. Хозяйка поставила на стол янтарные крепенькие грибы, вяленую на солнце рыбу, хрусткие огурчики, моченую бруснику. Она и выходила, и опять заходила в избу, а детям Астаховым казалось, что она ни на миг не выпускает их из-под своего цепкого взгляда.
— За делом ко мне или мимоходом, с оказией? — Прозора наконец управилась и села за стол, уставленный так, что не осталось и свободного места.
— Я попросила Кулеша познакомить меня с его спасительницей, хочу высказать сестринскую благодарность, — уважительно откликнулась Анастасия.
— Услуга невелика, — отмахнулась Прозора. — Много ли надо ума вывих вправить?
— А я бы не смогла, — запротестовала Анастасия. — И вообще из наших мало кто бы смог. Сокол с лету хватает, а ворона и сидячего не поймает.
— Насчет ворон ты, дочка, права. Особо много их среди лекарей развелось. Иной возьмется больного от кашля лечить, да в гроб и загонит!
Прозора сказала это с таким сердцем, что чувствовалось: наболело.
— А могла бы ты меня к себе в обучение взять? — вдруг вырвалось у Анастасии.
— Могла бы, отчего не взять, да уж больно хороша ты…
— Да что же это делается! — рассердилась девушка. — Раз лицом вышла, значит, и ума нет?!
Прозора улыбнулась.
— Не к тому я. Говорят, ученая знахарка хуже прирожденной… Что всполохнулась? Смеюсь я… Не судьба тебе у меня учиться. Осенью сваты в ваш дом придут. Высоко взлетишь ты, голубка сизокрылая, да недолгим будет твое счастье…
Сказала недоброе и примолкла: мол, судьба, с нею не поспоришь!
Брат с сестрой обратно возвращались, Любомир всю дорогу сетовал:
— И чего я тебя к этой знахарке потащил? Совсем глупыми речами голову задурила. Пророчица!
Теперь оказалось, правду она пророчествовала.
Потому, когда арамейский врач сказал о князе то же, что и когда-то о нем самом:
— Все в руках божьих! — Любомир не выдержал.
Отправился к Прозоре и мольбами-уговорами склонил знахарку к согласию появиться в княжеских палатах и самолично осмотреть Всеволода.
Глава восьмая. Зачарованный
Аваджи, как обычно, сидел на пятках в шатре Тури-хана. Лицо его по-прежнему было непроницаемо, но если бы знал светлейший, о чем думает его верный нукер, в очередной раз уверился бы в своих подозрениях насчет его жены: чародейка она, колдунья!
Ибо думал Аваджи не о дальних походах и славных победах, как приличествует сотнику. Не о кипчакских тонконогих скакунах, не о богатых землях, не о золотых монетах и драгоценных камнях…
Думал нукер о том, что завтра, как обычно, приедет в курень торговец. На своем худом верблюде привезет он ткани, мази-притирания, нитки и прочую мелочь. И он, Аваджи, закажет торговцу маленькую деревянную, расписанную цветами качалку, в какой урусы укачивают своих детей. И когда Ана родит сына — он почему-то был уверен, что она носит сына, — станет укачивать малыша в этой колыбельке.
Если бы мог слышать его мысли Тури-хан! Разве не крикнул бы в изумлении:
— Опомнись, Аваджи! Это не твой ребенок! Неужели ты собираешься выдавать княжеского ублюдка за своего сына?! Она опоила тебя колдовским зельем!
— Опоила, — согласился бы Аваджи. — Но вовсе не ядом, а любовным напитком. А из её рук я выпил бы даже яд.
Впрочем, теперь и сам Тури-хан был влюблен. Но любовью мужчины и воина. Его пятая жена Айсылу пришла к нему девственницей, но в ней уже сказался дух женщины Востока. Объятия Айсылу ещё робкие, неумелые, но она быстро учится искусству любви.
Хан на радостях послал новому тестю такой большой калым, какой не платил за четырех первых жен. Всех вместе. И отец, и мать Айсылу счастливы уже тем, что страшное событие в жизни их дочери окончилось для неё не позором, а возвышением: она стала женой самого повелителя степей!
