– Черт! – растянул Времянкин.
Он взглянул на девушку. Та по всем признакам была готова взорваться. Ее щеки горели, глаза искрились яростью, руки гневно упирались в бока. Денис тем временем продолжал:
– Да нет же, Юля тоже хорошо отзывалась. Точно помню. Так ведь, Юль?
– Не обращай внимания, Денис, он просто неуверенный в себе мизантроп. И эгоист, существующий в режиме тотального безразличия.
После этих слов, сказанных Эмилю прямо в глаза, Юля отвернулась и тяжело вздохнула. Времянкин смиренно принял упреки девушки и поплелся к столу, оставив у порога две мутные лужицы стекшей с башмаков воды. Он стянул с себя перчатки и положил их на столешницу между саксофонным кофром и колчаном с барабанными палочками.
– Где Роберт? – обратился он к Юле, предварительно шмыгнув носом.
– Отошел. В туалет. Я не знаю. Может, и не в туалет, – спокойно ответила она.
Потом цыкнула, скрестила руки на груди и сдула с раскрасневшегося лица выбившуюся из косы прядь волос.
– Мы можем поговорить где-нибудь? – почти шепотом спросил Времянкин.
Вместо ответа Юля подошла к вешалке, сняла с крючка пальто и направилась к выходу. Эмиль последовал за ней. Денис, очевидно, решил, что в сложившейся ситуации лучше продолжить облизывать трость. Так он и поступил.
Эмиль и Юля вышли во внутренний двор клуба – небольшое замкнутое пространство, куда обычно ходят курить сотрудники заведения. Девушка устремилась в центр двора, подальше от запахов табака. Эмиль неспешно плелся за ней.
– Ну, ты и гад! – начала Юля с разворота.
– Что?
– Ты просто сволочь! Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься!
– Как он узнал?
– Ты бросил использованный презерватив в мусорное ведро, придурок! Ты просто идиот!
– Роберт знает, что это я?
– А ты как думаешь? Кроме тебя, с нами никто не живет. Как тебе пришло в голову бросить презерватив туда?
– Не подумал. Машинально, видимо.
– Не подумал? Да тебя вообще ничего не парит. Как ты мог спать с девушкой своего друга? Это просто мерзость. Он приютил тебя, когда тебе было некуда идти. Ты для него авторитет. Но тебе плевать, урод ты конченый.
– Прости, но ты тоже участвовала в этом.
– Это моя самая большая ошибка! В жизни! Потому что я люблю Роберта. А ты мне просто отвратителен.
– Значит, я не смогу сегодня у вас переночевать?
– Ты вообще слышишь, что я говорю? Конечно же нет! Знаешь, твоя проблема в том, что ты ничего не хочешь. Ты как… Не знаю. У тебя даже нет теплой одежды.
– А ты чего-то хочешь, значит?
– Да, я хочу. Семью, детей, красивый дом. Это плохо?
– Как-то это не вяжется с творчеством. Что-то мещанское.
– Да очнись ты уже! Мы хотя бы пытаемся нормально жить. А ты дрыхнешь целыми днями на диване, как старый дед. И никогда ничего не добьешься. Простофиля, самый натуральный.
– Старый дед? Это серьезное обвинение.
Времянкин усмехнулся.
– И еще не забывай, что ты урод, который спит с девушками своих друзей!
– Ну хватит, – остановил ее Эмиль и отвел взгляд в сторону.
– Кому теперь будешь портить жизнь? – чуть успокоившись, спросила Юля.
– Что?
– Где ты будешь ночевать, я спрашиваю?
– Не знаю, поеду к сестре в Подмосковье или куда-то еще. Все образуется.
– Как? По щучьему велению, что ли?
– Я контролирую свою жизнь. За меня не переживай. Знаешь, думаю, нам пора, – закончил разговор Эмиль.
Вместе они вернулись в гримерную. Юля набросила пальто на спинку стула, взяла колчан с палочками и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. Времянкин снял пиджак, аккуратно свернул его и положил на диван, стоящий у стены. Расстегнув манжеты рубашки, Эмиль принялся засучивать рукава. Денис поднялся со стула, прикрепил саксофон к нашейному гайтану и, придерживая альт одной рукой, наклонился, чтобы поправить брючину.
– В зале сидит Гроссман, – сообщил Денис, распрямившись.
Затем он широко расставил ноги, развел локти в стороны и резко развернул плечи, скрутившись в пояснице. Сначала в одну сторону, потом в другую. Послышалась гулкая дробь суставов.
– Лев Гроссман? – уточнил Времянкин.
– Ты не знал, что он будет? Хм… Ради него этот концерт и затевался. Он обновляет состав. Ему понравилась моя игра. И я такой: «Аааааа».
