Наташа улыбнулась ей грустно и совсем было собралась поблагодарить за неожиданную поддержку, но в ладони вдруг резко заверещал голосом норвежской скрипочки мобильный.
– Да, Саш… – откликнулась она радостно, видя, как девчонки значительно переглянулись меж собой.
– Наташа, я сегодня не смогу на дачу поехать. У нас аврал. Извини.
Голос мужа звучал в трубке бесстрастно и равнодушно, на одной торопливой ноте, ни одной ласковой и на самом деле извинительной нотки в нем не услышалось. Сглотнув нервно и совсем забыв о том, что девчонки пялятся на нее с уважительной завистью, она проговорила в ответ раздраженно:
– Между прочим, я не для себя прошу, а для дочери! У нас с тобой дочь есть, ты не забыл? Антониной зовут! И отчество у нее – Александровна!
– Нет, я не забыл. Но ты можешь сама туда съездить, на электричке. Или такси возьми. В чем проблема?
– Проблема? Это ты меня спрашиваешь, в чем проблема? А может, это у тебя надо спросить, а, Саш?
Отдернув от уха телефон, она сердито нажала на кнопку отбоя, сунула в рот сигарету и тут же закашлялась, скорее от злости, чем от сигаретного дыма.
– Ты чё, Петрова, на мужика вдруг хавальник открыла? – насмешливо спросила Танька, переступая аккуратными ножками в стильных розовых туфельках. – Вроде ты всегда с ним сю-сю му-сю разговаривала…
– Не твое дело. Мой муж, как хочу, так и разговариваю.
– Да ладно, мне вообще фиолетово… – обиженно протянула Танька и тут же затараторила радостно: – Ой, а книжка-то эта… Ну, которую я у тебя почитать брала! Опять забыла, как фамилия у писательницы…
– Никольская-Петерс? – осторожно напомнила Наташа, даже перестав кашлять от предвкушения неожиданного удовольствия.
– Ну да… Точно, Никольская-Петерс. Ой, она мне так понравилась! И маме моей тоже понравилась! Я еще сестре дала почитать, ничего? Только она всегда долго читает…
– Да ничего. Пусть. Хочешь, совсем ее забери.
Наташа махнула рукой, с удивлением обнаруживая, что никакого удовольствия от Танькиного заявления не состоялось. Наоборот, внутри было полное равнодушие и к похвале, и к той самой ситуации, которая раньше так будоражила самолюбие. А может, и от самолюбия уже ничего не осталось? Как там Саша говорил? Что от ее тайного удовольствия гордыней попахивает? Но какая уж тут гордыня, прости господи, когда по этому бедному самолюбию так вчера вдарили, что оно разлетелось по всему организму острыми осколками – не собрать.
– Таньк… Пойдем к тебе в бухгалтерию, кофе попьем? – вдруг жалостливо произнесла она, засовывая сигаретный бычок в банку-пепельницу. – А то у меня эта Анна сидит, на нервы действует… Я даже при ней кофе попить не могу, не поверишь!
– А пойдемте лучше ко мне, девчонки! – живо отозвалась на ее просьбу Лена. – У нас в отделе всех по делам разогнали, так что посидим спокойно. У меня и конфеты есть. Только надо измудриться мимо приемной проскочить незаметно, а то Валерьяновна привяжется… Она ж как нюхом чует, где больше трех сотрудников в компанию собирается! Слава богу, хоть не курит, а то бы мы тут с ней вдосталь надружились…
– Да ладно тебе, Лен… – вяло заступилась за Аллу Валерьяновну Наташа. – Она ж одна живет… Представляешь, ей дома даже словом перекинуться не с кем! Вот она и подпитывается на работе всякой информацией. Она ей дороже хлеба, между прочим.
– А я тут при чем? Я в информационные доноры не записывалась! Хотя, если б за это отгул давали, как настоящим донорам, я бы еще подумала… Давайте пойдем гуськом мимо приемной, с интервалами. Я первая, ты, Танька, за мной, а потом – Наташка…
Вскоре они дружной троицей расположились за Лениным столом с чашками, банкой растворимого кофе и обещанными конфетами, поглазели на фотографию молодого человека с сайта знакомств, с которым Лена вела долгую и бурную переписку. И сами не заметили, как время медленно подползло к обеденному перерыву.
– Ой, мне же маме позвонить надо! – вскочила со стула, как ужаленная, Танька. – Мы же в обед хотели по магазинам пробежаться! Я пойду, девочки…
– И я тоже хотела в салон успеть… – откликнулась Лена, внимательно разглядывая свои и без того идеальные ногти. – Хочу новый маникюр попробовать…
