Дион отшатнулся. Так вот как оборачивается ласка царицы варваров! Да, хватка у нее волчья, нечего сказать.
— Ты знаешь мою судьбу, царица. Так знай же еще, что никогда я не приведу в родной город врагов, как бы ни велика была обида, нанесенная мне согражданами. Никогда не куплю я власть и довольство ценой измены!
Томирия рассмеялась:
— Мы тоже не прощаем измены, эллин. Я испытывала тебя…
Огонек гнева погас в глазах Диона. Сникнув, совсем тихо он попросил еще раз:
— Отпусти меня, женщина. Зачем я тебе?
— Не спеши, Дион. Подумай над тем, что я тебе скажу. — В голос царицы вкралась грусть, столь не подходящая ее воинственной осанке. — Аргиппеи — скифы, негреки, варвары. Как же вы, эллины, можете считать их благородными, если все добродетели оставили за собой? И почему вы думаете, что другие, негреки, менее благородны, чем аргиппеи, чем вы сами? Вспомни свою судьбу. В твоих согражданах я не нашла благородства.
Слушай, Дион, подумай над тем, что я говорю. Тебя нам послали сами боги — наша светозарная Папануа и ваш Зевс-громовержец. Ведь он не хотел твоей гибели, покарай меня Волк! Сейчас мои гонцы снимают засады со всех плавней. Потом мы попросим у нашей матери Солнца прощения за наши неправедные деяния с вашими кораблями. Если ты уйдешь, я вновь буду ждать, пока боги пошлют мне удачу. Ты же можешь покинуть нас, ты свободен.
Слушай меня, эллин! У меня есть дочь, ей я передам племя. Наставники следят, чтобы тело ее было красивым и сильным, с пяти лет приучают ее к верховой езде, к обращению с оружием. Сейчас ей двенадцать. Но я хочу, чтобы и ты, Дион, был воспитателем Зарины. Ты, прославленный стратер Танаиса! Эта мысль родилась у меня уже здесь, в плавнях, когда я узнала от лазутчиков о судилище над тобой, Я приказала помешать Дону унести твою ладью смерти в море, и ради этого дети Волка обнюхивали все закоулки речного устья. Подумай, Дион, над тем, что я сказала тебе…
— Я к услугам твоим, царица! — вырвалось у Диона. — Только позволь мне вернуться на тот берег. Под стеной крепости я закопал мой меч «Дар Арея». Без него мне не будет удачи.
— За мечом я тебя отпускаю. Пусть Навак сопроводит тебя.
* * *
Дион и Навак оставили лошадей с коноводом под прикрытием камыша. Привязав к головам пучки чакана, они переплыли Дон. Берег был пустынен в послеполуденный час. Пловцы осторожно выбрались из воды. Под босыми ногами зачавкала разбухшая глина.
Навак зорко всматривался в крепостные стены. На них не было заметно ни одной человеческой фигуры. У приметного кустика Дион встал на колени и разгреб рыхлую землю. Его пальцы нащупали ножны. Он стряхнул с них остатки земли и потянул за рукоять. Меч сверкнул, подобно молнии. «Дар Арея» вновь обрел хозяина.
Потом они навестили скромный могильный холмик под одинокой ивой, печально звеневшей узкими и жесткими, будто из металла, листьями. Дион склонился к мраморному бюсту молодой женщины и долго шептал что-то по-эллински. Если бы Навак знал греческий язык, то сумел бы разобрать следующее:
— Прости меня, Эвия, за то, что не смог я уберечь от злого рока сына нашего Аполлония. Больше никто не принесет тебе по весне цветов и любимого тобою рыбьего супа. Я покидаю родные места, очевидно, навсегда. Спи, родная! Если добрая Тюхэ[34] пошлет мне счастье на чужбине, я найду Аполлония и освобожу его, чего бы это ни стоило. Только одна эта надежда и будет согревать меня в разлуке с тобой.
Их заметили с угловой башни, когда они уже входили в воду. Раздались крики. Вокруг эллина и сирака стали падать стрелы, звонко шлепая по воде. Но смельчаки переплыли реку невредимыми.
Сираки свернули лагерь. Перед тем как тронуться в путь, они подходили к лошадям, ласково говорили им, что возвращаются домой, что просят не обижаться на тяготы походной жизни. И если лошадь отвечала ржанием, дети Волка радовались, принимая это знак согласие и прощение.
Навак подвел к Диону резвого светлого конька:
— Прими подарок от царицы нашей Томирии, достославный…
Умное животное настороженно стригло ушами воздух, приглядываясь к эллину, но, почувствовав уверенные, умелые руки, сразу признало над собой власть нового хозяина.
