А, ты здесь? замечает он меня. Тебя еще не выгнали? Ну, пошли покурим.
Выходим в коридор, располагаемся друг напротив друга на подоконнике торцевого арочного окна. Закуриваем. Глаза Сашки — красны от дорожного ветра.
Чего тебя раньше принесло? Мы тебя ждали завтра.
Так… Он пускает дым вверх. Конференция унылая, никакой пищи для ума. Чем коротать последнюю ночь в гостинице, сел на мотоцикл и… Стриж мечтательно щурится. Ночью на дороге просторно. Кошки прибегают на обочину светить глазами. Вверху звезды, впереди фары встречных. Непереключение света ведет к аварии, на кромку не съезжал. Пятьсот двадцать кэмэ прибавил на спидометре, ничего? А ты здесь как?
Средне. Чтоб да, так нет, а чтоб нет. так да. И я рассказываю все: поругался с Ураловым из-за списания «мигалки», подпирают сроки с матрицами, пробовал новую идею. но неудачно ушибло током.
Стриж выслушивает внимательно.
Погоди, начинает он, кидая окурок у урны, а как же все-таки…
Но в этот момент, как всегда кстати, из двери выглядывает Кепкин, видит Сашку, направляется к нам: Прливет, с прлиездом. Ну, как конферленция?
Ничего, спасибо. Тот с удовольствием трясет Геркину руку. Вот только доцент Пырля из Кишинева очень обижал электронно-лучевую технологию. Доказывал, что она ненадежна, ничего микроэлектронного ею создать не удастся. Вот… Стрижевич достает блокнот, листает, цитирует: "По перспективам промышленного выхода этот способ в сравнении со всеми другими подобен способу надевания штанов, прыгая в них с крыши, или не попадешь, или штаны порвешь". А?
Ну, знаешь!.. И без того длинное лицо Кепкина, который строит машину для лучевой технологии и большой ее энтузиаст, вытягивается так, что его можно рассматривать в перспективе. Между нами говорля, Пырля не голова. Светило, которлое еще не светило.
А Данди, оживляется Сашка. Данди голова?
Данди горлод… а, ну тебя к фазанам! С вами, химиками-алхимиками, чем меньше общаешься, тем дольше прложивешь.
Он поворачивается к своей комнате, но тотчас передумывает. остается; без общения с нами Геркина жизнь была бы хоть и дольше, но скучней.
А что еще было интерлесное?
Расскажу на семинаре, потерпи. Стриж прячет блокнот. Я пока не на работе.
Из коридорной тьмы, вяло переставляя ноги, приближается Тюрин. В руке у него тот же "Джорнел оф апплайд физик".
Чувствуется в твоей походке какой-то декаданс, Кадмич, замечает Сашка, здороваясь за руку и с ним. Напился бы ты, что ли, да побил окна врагам своим!
А это мысль! подхватывает тот, стремясь попасть в тон. Но замечает мое отчужденное молчание, киснет. Я, наверное, помешал?
(Мы собрались вместе, думаю я, четыре основоположника хоть Нуль-вариант разворачивай. Только не выйдем отсюда к Нулю, к надвариантности, не то настроение, не тем заняты мысли не повернуть их к такой проблеме. Лишь от одной ординарной к другой подобной, в пределах специальности.)
Нет, ничуть. Я беру у Кадмича журнал. Попотчуй и их "сандвичами Тиндаля", как меня давеча. Вот читайте.
Стриж и Кепкин склоняются над журналом. Оба помнят тюринский способ ступенчатой диффузии, быстро ухватывают суть заметки. Радий стоит, как в воду опущенный.
Да-а… тянет Кепкин, глядя на него.
На конференции демонстрировали микросхемы фирмы «Белл», сделанные способом Тиндаля, говорит Сашка. Хороши. Наши теперь будут перенимать. Ничего, он возвращает журнал Тюрину, главное, ты это сделал первый. Смог. И еще сможем. сделаем, возьмем свое!
…Вот этого я и боюсь.
Между прочим, говорю (хоть это не между прочим и совсем некстати), этот тетрабромид бора которым Тиндаль обрабатывал пластины кремния, коварная штука. При соединении с водой образует детонирующую смесь. Бац и взрыв!
Алеша, Тиндаль не применял тетрабромид бора, мягко поправляет Кадмич. Он применял соединения фосфора, алюминия и сурьмы, вот же написано.
Ну, мог применять, у бора коэффициент диффузии ведь больше, настаиваю я. У меня сейчас почти телесное ощущение, что я пру против потока материи, преодолеваю какую-то вязкую инерцию мира. И ты мог, и вот он… указываю на Сашку.
А какой дурак станет поливать бромид бора водой, Стриж поднимает плечи, его же в вакууме напаривают.
