Теперь не оставалось никаких сомнений, что браконьеры орудуют в самом сердце заповедника, и меня грызло беспокойство за Сомбу, Тайни и Биг-Боя — ведь в последний раз мы видели их на территории племени боран, где также процветало браконьерство.
Несколько дней подряд мы обшаривали берега речки Бисанади, но видели только несколько питонов в прозрачной воде, а следов гепардов все не было. Однажды, измученные жарой, проблуждав целое утро, мы присели позавтракать в тени прибрежных кустов. Локаль срезал несколько листьев пальмы раффии и устроил мне ложе, а сам уселся рядом и принялся высматривать, не идет ли к водопою какое-нибудь животное. Мы только что шли по следу львицы с маленьким львенком; должно быть, она переправилась на тот берег, потому что оттуда доносилось бормотание верветок; обычно они ведут себя спокойно и поднимают шум, только если их потревожат.
Затем все снова затихло — только ропот воды и шорох пальмовых листьев над головой. Наконец-то я почувствовала себя в своем родном мире, и старый добрый Локаль составлял неотъемлемую часть этого мира.
Мы слишком хорошо знали друг друга и в зарослях были абсолютно равны: обоюдное доверие наше было безгранично, и мы всегда могли положиться один на другого. В последнее время Локаль стал жаловаться на старость и даже размышлял об отставке. У него был крохотный участок за пределами заповедника, там он держал несколько коз и выращивал урожай, которого хватало, чтобы прокормить семью. Он прожил в этих местах всю жизнь, и ему очень не хотелось бы расставаться со всем тем, к чему он привык и что стало ему по-настоящему дорого, однако его беспокоило невероятно быстрое развитие заповедника и те неизбежные последствия, которые оно влекло за собой. Последние дни мы ездили по отличным новым дорогам, проложенным к самым глухим уголкам заповедника; с них открывались великолепные виды на красивейшие ландшафты заповедника.
Сразу же по приезде я была свидетелем совещания директора с архитектором: они обсуждали последние детали нового дома для приезжих, к строительству которого приступали на следующей неделе. Одновременно в Скале Леопарда устраивались несколько новых «банда» — в них предполагалось расселить более неприхотливых туристов. И в довершение намечалось устройство двух палаточных лагерей: одного — на месте Кенмера, другого — южнее, на берегу реки Тана. На смену прежним ненадежным переправам пришли бетонные дамбы, а несколько участков по берегам рек расчистили специально для тех туристов, которые устраиваются самостоятельно.
За годы, которые понадобились, чтобы заповедник так усовершенствовался, дичь здесь расплодилась всем на удивление. Меня, например, поразило, что скрытные малые куду теперь попадались на каждом шагу, а ведь еще год назад эта прелестнейшая антилопа встречалась только изредка, да и то в самых глухих уголках.
С вводом новой гостиницы Меру с его непревзойденными по красоте пейзажами, удивительным разнообразием животного мира и неповторимыми ландшафтами станет, бесспорно, одним из главных национальных парков Кении.
Я поделилась этими мыслями с Локалем, которого мы с Джорджем знали вот уже три десятка лет, и он ответил мне со своей обычной спокойной улыбкой: «Это очень хорошо; зато от старого доброго времени здесь только и остались вы да я, одни мы теперь старожилы». По-моему, он имел в виду Эльсу и Пиппу — для него они были неотделимы от меня; впрочем, для нас обоих они навсегда останутся неотъемлемой частью заповедника Меру.
Меня очень тревожило, что мы так и не нашли детей Пиппы, хотя за последние две недели проехали свыше двух тысяч миль и ходили пешком часов по восемь в день, осматривая местность, где водилась подходящая для гепардов дичь. Здесь и земля была песчаная, а они всегда предпочитали ее высокому травостою, где могут затаиться другие хищники. Наконец до нас дошли слухи о двух гепардах, которых видели неподалеку от прежнего лагеря Джорджа; говорили, будто более крупный из них совсем не боится людей, а маленький очень робок. Приехав на указанное место, мы увидели свежий след — он вел к холму Мугвонго.
