Я быстро поразмышлял. Если бы арестовывали — скрутили и в машину. Нет, тут что-то другое...
— Пока не надо, — я успокаивающе положил руку на плечо девушке. — Езжай спокойно домой. Я отзвонюсь.
Многозначительно посмотрел на ментов. Поняли или нет? Вроде да. Переглянулись даже.
— На чем поедем? — спросил я. — И куда?
— Да тут рядом совсем, — сказал он и махнул рукой на грязную «копейку» болотного цвета. — Вон машина.
Мы подошли в «копейке» и я даже потянулся открыть переднюю дверцу, но тут сзади усатый не совсем вежливо прихватил меня за плечи и довольно грубо затолкал на заднее сиденье. А потом кто-то совсем уже неласково подвинул влево, так что я оказался прямо за водителем. Я повернул голову вправо и увидел сидящего рядом со мной какого-то хрена в ментовской шинели с погонами сержанта. Мухаметдинов сел вперед, хлопнул дверцей.
— Поаккуратнее, — вякнул я, вытянул ноги.
— Помолчи там, — рыкнул сержант, выдав изо рта сложный аромат смеси дешевого табака, подсолнечных семечек, колбасы и кариесных зубов.
Мы поехали. Причем явно не в Волгоградский район, а совсем в другую сторону. Кружил Мухаметдинов так высокохудожественно, что только моя скоропомощная привычка запоминать дорогу дала мне ответ — путь наш закончился в каких-то гаражах в Раменках.
Пока ехали, я слегка успокоился. Убивать точно не будут. На кой хрен им тогда светиться перед кучей свидетелей, показывать удостоверение, машину, сержанта этого вонючего? Подстерегли бы в менее людном месте и тюкнули. Так что пугать будут. Как пел главный советский пацифист Леопольд — неприятность эту мы переживем.
Сержант отработал роль злого копа до конца: выдернул меня из машины, так что чуть не оторвал рукав модного пуховика небесного цвета. Следующим движением он уже заталкивал меня в гараж под номером тридцать семь. После этого он решил, наверное, что акций устрашения достаточно. По крайней мере, внутрь он не заходил. Усатый и Мухаметдинов тоже остались на улице. Только тут я начал переживать за судьбу «дипломата», оставшегося в машине, но вряд ли меня кто пустил назад.
А ничего так у милиционеров секретные бункеры оборудованы. Стены кафелем обложены, стеллажи такие... уверенные. В яме фонарь-переноска горит, не то выключить забыли, не то антураж создают. Сверху традиционные для гаражей лампы дневного света.
— Сюда проходите, Андрей Николаевич, — послышался голос из угла.
Ого, да тут у нас выездной кабинет следака! Стол однотумбовый: одна штука, стул для присутственных мест неудобной конструкции — тоже один. На чем там сидит обладатель голоса, рассмотреть не могу, потому как на столе стоит лампа настольная, повернутая ко мне. А в нее абсолютно неэкономно вкручена лампочка ватт на двести, если не больше. Счетчик здесь, несмотря на двухкопеечный тариф, должен показывать при такой расточительности выдающиеся результаты.
Раз зовут, пройду. Не напрасно же я трясся по ухабам. Сел на стул, чуть подвинув его, и хамски развернул лампу от себя. Не тридцать седьмой год. «А только гараж», — некстати хихикнул в голове внутренний голос.
— Слушаю вас, — откашлявшись, как докладчик из общества «Знание», сказал я. И замолчал, разглядывая моего «потрошителя». Нет, не впечатляет. Лошадиное лицо, весь какой-то скособоченный, взгляд унылый. Такие утюг на грудь не ставят — в бухгалтерии работают.
А мой визави тоже молчал. Зачем-то выложил на стол казенный «макар», начал разбирать его, но потом бросил эту затею и вернул пистолету целостность. Но не спрятал. Наверное, вот в этот самый момент я должен испугаться очень сильно. А меня смехотунчик пробил. От нервов, наверное. Пришлось достать носовой платок и покашлять в него.
— Сегодня, Андрей Николаевич, вам принесут повестку из прокуратуры, — начал «бухгалтер». — На завтра. На ваш новый адрес, не в общежитие, которое вы так хитро указали.
— Принесут, так схожу, — ответил я. — Мне прятаться зачем?
— В прокуратуре с вами встретится следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Калиниченко, — продолжила «лошадиная морда». — И вы, Андрей Николаевич, когда будете рассказывать об известном вам случае, должны забыть о ранах на голове трупа, синяках.
