— Пятерка тузов, — буркнул Майк в чашку.
— Тузиков, — поправила его Берк.
Но Лори не сводила глаза с Ариэль, будто знала, что здесь это единственный человек, который не пошлет ее подальше.
— Просто «Пятерка», — ответила Ариэль. — Выбрали так, чтобы легче запомнить было.
— А, поняла. Типа «Знаменитая Пятерка»?
— «Знаменитая Четверка», — заговорил Терри. Солнце блеснуло на металле оправы очков — очень уместно по-ленноновски. — Это «Битлз».
— Верно, верно, — кивнула Лори и снова оглядела собравшуюся «Пятерку» во всей ее красе, готовую седлать коней на рассвете и мчаться к неведомой славе. — Только почему это вас шесть?
Она показала кофейником на стул рядом с Берк, где полторы минуты назад сидел номер шестой.
— Он наш менеджер, — ответила Ариэль.
— Раб-водитель, — сказал Майк. — Держатель ключей и денежных мешков.
— Босс ваш, да? — спросила Лори. — Наверное, у каждого должен быть. — Она поймала взгляд посетителя, который жестом подзывал ее долить кофе. — Прошу прощения.
И двинулась прочь.
Терри вернулся к блинчикам. Берк жевала тост с маслом, запивая водой. Майк ел свою яичницу, Ариэль попивала яблочный сок, а Кочевник чуть-чуть раздвинул жалюзи, выглядывая на парковку, залитую жарким солнцем.
Там стоял Гений-Малыш, разговаривал по телефону. Джордж Эмерсон, организатор переездов, звукооператор, гаситель конфликтов, устранитель кризисов, посредник в спорах и универсальный пластырь на все прорехи. Он стоял возле фургона группы, серого, как военный корабль, «форд-эконолайна» 1995 года, трехдверного, с прицепленным сзади трейлером. Джордж, не прерывая энергичного разговора, закурил, и Кочевник смотрел, как он затягивается, разговаривая. Ростом Джордж был пяти футов шести дюймов, волосы имел курчавые, светло-каштановые (честно сказать, слегка поредевшие спереди), глаза скрыты за роговыми темными очками, одет в свою обычную светло-голубую рубашку с короткими рукавами и хлопчатобумажные штаны. И одному Богу известно, зачем Джордж носит коричневые лакированные туфли с блестящими монетами — может быть, для контраста. Он продолжал говорить, расхаживая взад-вперед и оставляя за собой дымный след. Не только Гений-Малыш, но еще и малыш-локомотив.
«Я думаю, что можно бы… Я думаю, что… Я думаю…»
— Здесь сегодня играете?
Вернулась Лори — улыбка до ушей, косички прыгают. Вопрос был обращен к Ариэль, и та ответила:
— Мы вчера играли в пабе «Саксон». Сегодня на «Коммон Граундс» в Уэйко.
— А все вы местные, значит?
— Ага, живем здесь уже… сколько, Терри?
— Много лет, — ответил Терри.
— Наше турне только начинается, — сказала Ариэль, предупреждая следующий вопрос Лори. — Это было первое представление.
— Я буду. Ты на чем играешь?
— На гитаре. И еще пою.
— Это я могла бы и догадаться, — сказала Лори. — Голос у тебя приятный.
Кочевник отпустил жалюзи и стал пить горький черный кофе, но думал о Джордже, о его телефонном разговоре, о дымовых сигналах в воздухе.
— Дочка моя на гитаре играет, — продолжала официантка. — Только шестнадцать исполнилось. И еще поет. Посоветуете ей чего?
— Всегда оставаться шестнадцатилетней, — бросила Берк, не поднимая головы.
— Переехать на такой остров, — предложил Майк низким хриплым голосом, — где агентов и промоутеров отстреливают на месте.
Лори кивнула, будто нашла в этих словах здравый смысл.
— Еще одно хотела бы спросить, если можно. И больше приставать не буду. — Она переложила кофейник в левую руку, правую сжала в кулак, стукнула себя в грудь напротив сердца, потом показала знак мира. — Вот это что значит?
Кочевник рассматривал ее через темные очки. Лет на пять-шесть моложе, чем ему сперва показалось. Суровое солнце Техаса состарило ее кожу. И она еще туповата, наверное. Довольна жизнью и туповата. Чтобы быть довольным жизнью, надо быть туповатым. Или таким забывчивым, чтобы думать, будто ты счастлив. Не в силах сдержаться, он сказал:
— Фигня это.
— Не поняла? — переспросила Лори.
— Это значит, — объяснила Ариэль как ни в чем не бывало, — солидарность с публикой. Мы вас любим, и мир вам.
— А я сказал: фигня. — Кочевник делал вид, что не услышал Ариэль, а она делала вид, что не слышит его. Он допил кофе одним глотком. — Я все.
