— Почему так долго? — спросил Мария, едва за ними сомкнулись двери лифта. — Им мало ваших полномочий?
— Частное владение. — Свенсон пожал плечами. — Только по решению суда. Нас пустили… неофициально. Может, из расположения к вам. А так… плевали они на мои полномочия! Извините.
На третьем этаже они вышли и свернули направо, в длинный пустой коридор. Толстый палас глушил звуки, ворс хватал за ноги. «Почему здесь так тихо? Дьявол, ведь я боюсь, — думал Мария, глядя на прямую спину Свенсона, — я не знаю, чем кончится эта встреча! Успокойся, страх — не помощник. — Мария замедлил шаг. — Возраст извиняет. Никто не станет меня торопить. А сколько сейчас лет Ивану? Не хочу вспоминать. Он тоже старик, хотя и моложе. Лет на пять или шесть».
— Пришли. — Свенсон остановился перед обычной дверью, облицованной пластиком «под орех». Нет, это в самом деле орех. Недёшево, недёшево. Откуда у них деньги? Стоп, нас это не касается. Мне не хочется входить, понял Мария, я не хочу увидеть Это и тяну с решением.
Он глубоко вздохнул и толкнул дверь.
Там не оказалось ни бассейна, ни даже ванны, парящей «Девоном». Иван сидел в громоздком кресле на колёсах, и сам он был большой и нисколько не изменился, только стал совсем белым.
— Здравствуйте, Жилин, — вытолкнул Мария из пересохшей глотки.
— Садитесь, Мария, садитесь, — сказал Жилин молодым голосом, — не надо стоять, это невежливо — стоять при безногих инвалидах, вы знаете?
— Зачем вы спрятались от Конторы, Жилин? — сказал Мария, озираясь.
— Да вот же, у окна! — подсказал Жилин. — я нужен Конторе?
— Спасибо, действительно…
Мария присел, и умное кресло сразу принялось массировать спину. Лучше бы оно принесло воды, подумал Мария, но Свенсон уже открыл и поставил на столик запотевшую бутылку минералки. Он наполнил стаканы и деликатно вышел на балкон. Клацнула дверь. Жилин молча ждал.
— Э… Иван? — Мария сделал первый глоток. Хорошая у них вода, вкусная.
— Да?
— Где он?
— Кто? — Жилин изобразил недоумение.
— Да слег, чёрт побери! — рявкнул Мария. — Вы отлично знаете, зачем я здесь, и я не собираюсь ходить вокруг да около… так у вас говорят?
— Какая вам разница, Мария? — дёрнул лицом Жилин. — я давно на пенсии, это моё время и моя жизнь.
— Конторе нужен ваш опыт!
— Не лгите, Мария, — ответил Жилин, — никому не нужен мой опыт. Вы решили, что Жилин выжил из ума, вы решили спасти меня. Разве не так?
— И это тоже.
— Нет, не тоже… Только это! я идеалист, чему я научу их? Вы смотрите телевизор, Мария?
— Боже упаси!
— Зря… — сказал Жилин. — Там есть на что посмотреть.
— Ящик — для болванов, Иван!
Жилин коснулся пульта на подлокотнике кресла. Осветился огромный, во всю стену экран, и тишину разорвал радостный голос:
— …чает свой четвёртый брак! Новым избранником поп-дивы стал знаменитый стриптизёр Аристарх! Молодые проведут медовый месяц на… — Со старомодным щелчком сменялись каналы. — …Это настоящие гениталии северного оленя. Съешьте их за тридцать секунд и выиграете двадцать пять тысяч долларов! — Щёлк! — …достаточно приобрести у нас это бельё по специальной цене, которую вы видите на экране. Звоните нам прямо сейчас! Прекрасная фигура без диет и изнурительных упражнений! — Щёлк! Щёлк. Щёлк…
— Болваны победили. — Жилин выключил телевизор. — Отныне глупость есть особое, высшее выражение ума. Правильного ума, практичного, приземлённого ума… Они не мечтают о звёздах, Мария, они хотят быть поп-идолами! Или новый телефон… я не хочу прислуживать дуракам, пусть справляются сами. А слег здесь. — Жилин коснулся лба. — Технология ушла далеко вперёд, а вы и не заметили. Извлечёте его, — предупредил он вопрос, — и я умру. Страшно убивать целый мир, Мария!
— Что там у вас, Иван? — глухо спросил Мария.
— Вселенная. — Жилин прикрыл глаза. — Там не падают спутники, а Солнечная система давно обжита. Там двадцать световых лет — средняя дальность. Там сотрудник галактической безопасности Сикорски готовит спасение целой планеты, а молодой Максим Каммерер валит башни ПБЗ. Там действуют таинственные Странники, а человечество необратимо разделяется по неизвестному признаку. Там живут люди. Разные — добрые и не очень, умные и не слишком, счастливые и несчастные — но умеющие мечтать не только о тёплом хлеве. Пока я жив — живы и они. я устал, Мария. Уходите.
