А ведь не так давно Георгий Семенович вот так же стоял в саду и печально смотрел на голые ветви яблонь. Пуржился под ветром вчерашний снег, деревья тихонько скрипели, окна старого дома смотрели хмуро, исподлобья. Он был маленьким, старый дом, и таким дряхлым, что по ночам разговаривал хриплым усталым голосом – скрипели доски, вздыхала кровля, жаловались балки. И было на что жаловаться – Георгий Семенович купил дом уже старым. За два века почти домишко совсем скособочился и стал меньше, чем был. Не от того, конечно, что одряхлел, а от того, что пятерых детей родила с тех пор его хозяйка.
Да, дом был дряхлым, и в то зимнее утро Георгий Семенович с печалью думал о том, что наверное, придется расставаться с ним. И с садом тоже придется прощаться. Ветерану завода, многосемейному человеку, ему дадут квартиру в многоэтажном доме. Это, конечно, не плохо – будет газ и паровое отопление, но сад. Как быть с садом?.. Ему уже поздно вступать в кооператив, сызнова садить деревья, лелеять и ждать плодов. В холоде, среди молчащего снега и свистящего ветра смотрел он на черные голые ветви, и сердце сжималось. Он знал каждую яблоньку в лицо, ведал о ее привычках и болезнях.
Город и родной завод вставали из руин, и он выращивал сад. С опухшими от усталости руками приходил из цеха затемно, но шел к деревьям. И теперь все бросать! Отхолодится зима, сникнут ветры, и распустятся по весне белые яблони, но он уже не выйдет к ним на зорьке, не поздоровается мысленно: «Привет, ребята!» Как-нибудь, наверное, будет устроено так при коммунизме, чтобы человек на рассвете мог выходить из своей квартиры прямо в сад. Будет, наверное, так устроено, а вот теперь…
Обычным – веселым, бодрым, энергичным – приходил Георгий Семенович в те дни в цех, но, верно, было что-то такое в его лице, что приковывало внимание. Рабочие – то один, то другой – подходили к нему, постояв, спрашивали о здоровье, о делах.
– Порядок»! – отвечал он. – Все здоровы!
Георгий Семенович не замечал того за собой, что замечали товарищи, и удивлялся их вниманию. И уж совсем не догадывался он о том, что происходит в цехе втайне от него. Ему и на ум не приходило, что печаль его о саде и доме известна товарищам. Он очень удивился, когда председатель завкома Степан Яковлевич Логутов завел с ним странный разговор:
– Присаживайся, Георгий Семенович, отдохни, поболтаем… Про дела в цехе, конечно, знаю, что новенького по-домашности? Спасибо за привет от Анны Васильевны, ей кланяйся! Ты вот что мне скажи, старый дружище, жилплощадь расширять не собираешься? Шутка ли дело – пятеро! Есть у тебя такие задумки?
– Есть! – просто ответил Георгий Семенович, – Маракую!
Степан Яковлевич откровенно обрадовался, но повел себя странно – вместо того чтобы предложить помощь, содействие, вдруг забегал по кабинету, замахал руками:
– Маракуй, маракуй, Георгий Семенович… Старшего-то сына, слышал, в армию скоро отправляешь… Вот видишь как! Так ты скорей маракуй… – и перевел разговор на другое: – С краном-то как дела? Смонтируем вовремя?
Совсем удивленный ушел от председателя завкома Георгий Семенович, а дома сказал жене печально:
– Придется, Аннушка, переезжать нам в большой дом… Сегодня Логутов насчет расширения жилплощади поговаривал, да странно как-то… – Подумал, вздохнул и добавил: – Новый дом на наши деньги не поднять!
– Где уж там! – вздохнула жена и посмотрела в окно, за которым стыл на морозе сад. – Это ведь прорву денег надо!
Весь вечер Георгий Семенович думал о странном поведении Логутова, но наутро все прояснилось. Наверное, часов в двенадцать к нему вдруг подошли разом молодые монтеры – ученики и друзья – Володя Извеков и Валентин Сычев. Поздоровались, как-то неловко потоптались на месте, словно не знали, с чего начинать разговор. Посматривали, черти, странными глазами друг на друга и маялись. «И эти тоже чего-то…» – с недоумением подумал Георгий Семенович и ворчливо приказал Извекову:
– Болтай, если пришел… Языки, что ли, прикусили?
– Да мы так! – смущенно сказал Володька. – Что, и постоять рядом нельзя!
– Разговаривай! – совсем рассвирепел Георгий Семенович.
