Пять праведных преступников (рассказы) - страница 50

Он твердо и резко сжал ее руки и ответил:

– А вы – самая лучшая и немыслимая женщина. Вы остановили меня.

– Ужасно! – сказала она. – Страшно подумать, что ты излечила человека от такого прекрасного безумия. Может, все-таки я не права? Но ведь дальше идти было некуда, вы же сами видите!

Он серьезно кивнул, глядя в ее глаза, которые никто не назвал бы сейчас ни сонными, ни гордыми.

– Ну вот, теперь вы знаете все изнутри, – сказал он. – Сперва я стал Дедом Морозом – влезал в дом и оставлял подарки в шкафах или в сейфах. Мне было жаль старого Крэйла – ведь эта интеллектуальная идиотка не дает ему курить, – и я подбросил ему сигар. Правда, кажется, вышло только хуже. И вас я пожалел. Я пожалел бы всякого, кто нанялся в нашу семью.

Она засмеялась.

– И вы мне подбросили в утешение серебряную цепь с застежкой.

– На этот раз, – сказал он, – цепь сомкнулась и держит крепко.

– Она немножко поцарапала мою тетю, – сказала Миллисент. – И вообще причинила немало хлопот. А с этими бедными… Мне как-то кажется, что вы им тоже причинили немало неприятностей.

– У бедных всегда неприятности, – мрачно сказал он. – Они все, как говорится, на заметке. Помните, я вам рассказывал, что у нас не разрешают просить? Вот я и стал помогать им без спроса. Писал под чужим именем и помогал. А вообще вы правы – долго так тянуться не могло. Когда я это понял, я понял еще одно – о людях и об истории. Те, кто хочет исправить наш злой мир, искупить его грехи, не могут действовать как попало. Тут нужна дисциплина, нужно правило.

– Алан, – сказала она, – вы опять меня пугаете. Как будто вы сами из них: странный, одинокий.

Он понял и покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я разобрался и в себе. Многие ошибаются так в молодости. А на самом деле не все такие. Одни такие, другие нет. Вот и я не такой. Помните, как мы встретились и говорили о Чосере и о девизе: «Amor vincit omnia»?

И, не выпуская ее руки, глядя ей в глаза, он повторил слова Тезея о великом таинстве брака просто, будто это не стихи, а продолжение беседы. Так я их и запишу, на горе комментаторам Чосера:

– «Великий Перводвигатель небесный, создав впервые цепь любви прелестной с высокой целью, с действием благим, причину знал и смысл делам своим: любви прелестной цепью он сковал твердь, воздух, и огонь, и моря вал, чтобы вовек не разошлись они…»[6]

Тут он быстро склонился к Миллисент, и она поняла, почему ей всегда казалось, что сад хранит тайну и ждет чуда.

И для читателя, и для писателя будет лучше, если они не станут гадать, в какой стране произошли эти странные события. Оставим такие мысли, твердо зная, что речь идет не о Балканах, любезных многом авторам с той поры, как Антони Хоуп разместил там свою Руританию. Балканские страны удобны тем, что короли и деспоты сменяются в них с приятной быстротой и корона может достаться любому искателю приключений. Однако крестьянские хозяйства остаются все в той же семье, виноградник или сад переходят от отца к сыну, и несложное равенство земельной собственности еще не пало жертвой крупных финансовых операций.

Словом, в странах этих семья может жить спокойно, если она – не королевская.

Все иначе в стране, которую мы опишем. Как бы мы ее ни определили, важно лишь то, что она высокоцивилизованна. Там царит образцовый порядок, и августейшее семейство живет спокойно под охраной полиции, которая никого не обижает, кроме лекарей, лавочников, мастеров и тому подобного люда, если он окажется помехой для указанных выше операций. Может быть, это – одно из маленьких немецких государств, зависящих от шахт и фабрик, может быть, что-то входившее прежде в Австрийскую империю. Неважно; с читателя хватит, если мы сообщим, что современное и просвещенное сообщество преуспело во всех науках, упорядочило все учреждения – настолько преуспело, так упорядочило, что подошло вплотную не к дворцовому перевороту, а к одному из тех сотрясений, которые начинаются всеобщей забастовкой, а кончаются разрухой.

Угроза была тем реальней, что в соседней стране, большой и промышленной, все это уже случилось. Шесть генералов сражались друг с другом, пока остальных не одолел некий Каск, в прошлом – даровитый начальник колониальных войск, расположенных в той местности, по слухам метис или мулат (что, несомненно, утешало его жертв). Что до нашей страны назовем ее Павонией, – она видела в нем удачный пример тяжкой неудачи.