— Ты чего? — удивился Митя, увидев побледневшее лицо товарища.
Степа рассказал.
— Так это же морской кот. Если тронешь его, тогда берегись — кольнет иглой, что на хвосте его. А так нет. Он сам, наверно, испугался.
Степе стало неловко. Митя подумает, что он струсил, и еще расскажет об этом Пашке.
— А ты что делаешь? — спросил он как можно спокойнее и равнодушнее, хотя прекрасно видел, что Митя ловил сачком креветок, притаившихся в тени под лодкой.
— Креветок варить будем.
Митя вытащил сачок, в котором, как блохи, подпрыгивали рачки.
Вскоре из-за камней вышел на берег и Пашка, который нес кепку, доверху набитую мидиями.
Через минуту дымок костра свечой взвился вверх, распушился и пополз по крутобоким прибрежным скалам.
Пашка и Митя возились у костра. Степа залез в лодку, вычерпал со дна всю воду и присел на банке возле своего ведра.
Бычки барахтались, шлепали хвостами по воде и смешно тыкались носами в стенку ведра. Степа запустил руку в воду, намереваясь поймать самую крупную, жирную «жабу». Но она была скользкая, точно облитая маслом, и все время вырывалась. Наконец ему удалось крепко схватить ее у самых жабр.
— Ишь, какой лупастый! — Степа влюбленно заглядывал в широколобую морду бычка. — Ну, иди же, иди. — Бычок плюхнулся в ведро и, расталкивая других, норовил забраться поглубже.
Степа, довольный, смотрел на копошившихся рыб, и ямочки все глубже обозначались на его упругих щеках.
— Что, небось рад? — спросил Пашка.
— Конечно, рад. А ты бы не радовался?
Пашка молчал. Его удивляло, что Степа не задается, не хвастается. Будь у него, у Пашки, такой улов, он бы не удержался. И во время грозы он не то что Митька, не сдрейфил.
— А из тебя толк выйдет, — покровительственно заметил Пашка. Но тут же не удержался: — Только не думай, что и в другой раз тебе удастся меня обловить.
— Ладно, посмотрим. — Степа пошарил рукой под сиденьем, вытащил завернутый в размокшую газету хлеб и выпрыгнул из лодки.
Сухая трава жарко полыхала между камнями, весело потрескивали дощечки. На раскаленном железном листе уже шипели ракушки. То у одной, то у другой раскрывались створки, обнаруживая внутри желтоватую студенистую массу. Степа нарезал ломтями размякший хлеб и положил по краям листа.
В воздухе пахло горелой травой, острыми йодистыми испарениями от раковин и дразнящим ароматом подсушенного хлеба.
Степа сидел на камне и скользил взглядом по загустевшей синеве моря, причудливым скалам и лазурной сияющей глади приютившей их бухты. Сколько простора, солнца, света! Мечтательная улыбка блуждала на его лице.
— Вот бы здесь поселиться хоть на недельку, — сказал он. — Жить бы в пещере, рыбалить.
— А зачем здесь? Близко от дома. Забраться бы на какой-нибудь остров на Сиваше и жить там всю жизнь, как три робинзона, — с увлечением подхватил Митя. — А на Лебяжьем, что у Перекопа, еще лучше. Птиц там — тучи, аж солнца за ними не видно!
— Зачем робинзонами? Ничего в этом нет интересного, — возразил Степа.
— А по-моему, очень даже интересно. Охотится можно, рыбалить, птиц приручать, спать в землянке на берегу. Эх, и житье!
Степа не был согласен. Почти все ребята в их классе хотят стать робинзонами. Уже неинтересно. И потом вообще вся эта затея неосуществима. Чтобы стать настоящим Робинзоном, надо попасть на не открытый еще остров. А теперь таких островов нет, их все пооткрывали. И дикари все перевелись.
— А зачем мне твои дикари? — воинственно наскакивал Митя, размахивая ведром. — Что я, эксплуататор какой? Я один могу жить и работать.
— Один? Всю жизнь?
— Один!
— Тьфу! — Степа вскочил с камня. — Ни за что! Какая польза другим людям, что ты проторчишь на острове всю жизнь в одиночку? Да и сам-то ты без людей не обойдешься! Нет, уж если всерьез выбирать дело на всю жизнь, то надо найти такое, чтобы и для себя интересно было и людям пользу принесло. Вот если бы попутешествовать, стать ученым… Хочешь — лети на Северный полюс, хочешь — плыви, исследуй Антарктику. А чем плохо быть изыскателем и прокладывать каналы в пустыне, или, скажем, здесь, в Крыму? Если бы моя воля — я бы сейчас же улетел в Антарктику! — воскликнул Степа, и шальные огоньки загорелись в его широких синих глазах. — Там, куда ни глянь, можно сделать открытие. Знай записывай и передавай по радио на Большую Землю.
