Ангелика. И все же надо было себя контролировать! (Расстроенно.) Я даже начинаю жалеть, что вообще сюда приехала.
Маттес. Тогда на эту мысль меня навел бы Авантюро.
Ангелика. Хорошо бы и он здесь не появлялся!
Маттес. Чтобы я до конца дней моих носил это в себе? И никогда не узнал бы, кто я такой? И бездумно порождал бы необъяснимое? Живое противоречие марксистской теории познания? Дудки! Уж лучше пусть так, как есть. Только теперь я боюсь самого себя. А если и ты меня боишься…
Ангелика. Не боюсь, Маттес. Тебя — нисколечко. Меня беспокоит только сам принцип. Все вдруг стало так непонятно… (Горячо.) Ерунда, что значит «все»? Раньше я считала, что все можно объяснить, и вдруг…
Маттес. Я тоже всегда так считал.
Ангелика. Как же тогда все это объяснить?
Маттес (смущенно). Я же говорил — я никогда ни о чем плохом не думал.
Ангелика. Но это не спасает от возможного идеологического заблуждения! Напротив! Именно вследствие этого здесь и появился этот иезуит!
Маттес. Ты уверена?
Ангелика. Конечно, здесь мог бы появиться и другой мировоззренческий противник. Какой-нибудь менее… менее симпатичный. (Повышая голос.) Значит, и менее опасный!
Маттес. И зачем только я высмеивал старого пастора Рабгосподня! Хоть бы раз прислушался, когда он приговаривал: «Здесь без черта не обошлось…» Кстати, он-то куда запропастился?
Ангелика (удивленно). Кто?
Маттес. Авантюро. (Смотрит на часы.) Скоро полночь. Надеюсь, с ним ничего не случилось?
Ангелика (почти сожалея). Что с ним здесь случится?
Начинают бить часы на церковной башне. Маттес и Ангелика утомившись, молчат. Как видно, это первая пауза в длительных дебатах. После двенадцатого удара ненадолго воцаряется тишина, потом где-то неподалеку начинает выть собака.
Ангелика. И все же, Маттес, несмотря на все эти странности, я верю, что мир познаваем…
Маттес (послушно повторяет). Мир познаваем…
Ангелика. Да. Будем строго придерживаться этого! Другими словами, то, чего не может быть…
Маттес. Эх, Ангелика, так мы опять в тупик зайдем!
Ангелика. Знаешь что? Пройдемся еще раз по всему списку.
Маттес. С самого начала?
Ангелика. С самого начала. Уверена, в каком-нибудь случае кроется ключ к логическому объяснению всего. Даже в самом невероятном, самом немыслимом… (Настойчиво.) Может, ты мне все-таки расскажешь историю со Скрюченным Паулем?
Маттес. Он больше не скрюченный.
Ангелика. Вот именно! Скажи мне хотя бы, почему ты не хочешь об этом рассказать.
Маттес. Потому что я ему обещал. Ну, и кроме того, это действительно особый случай. Ничего общего со всем остальным не имеющий. А что касается всего остального…
Ангелика. Да?
Маттес. Может, действительно лучше во всем сознаться? Просто взять и…
Ангелика. Как, просто взять и…
Маттес. Ну, как ты вначале предлагала. Что все это бредни. Шарлатанство.
Ангелика (возмущенно). Хоть это и не так? Ведь даже я уже в это не верю!
Маттес (горячо). Ты же сама сказала, что для иезуита это было бы лучшим выходом. И он тут же тихо убрался бы подобру-поздорову. Ты, успешно закончив командировку, возвратилась бы в область. А я публично осыпал бы голову пеплом. Мне все равно — не в первый раз…
Ангелика. Без всякого повода?
Маттес. Если этого требуют высшие интересы…
Ангелика. Что за недостойный прагматизм! Цель не оправдывает средства!
Маттес. Но тогда наконец воцарилось бы спокойствие. А если б я к тому же и поклялся, что никогда больше не дам себя спровоцировать на подобные дела?
Ангелика. Может, в твоей жизни покой и воцарится, но вдруг когда-нибудь, спустя годы, снова пронесется слух: «У Маттеса — двойная личина»? Про какого-нибудь следующего Маттеса! Твоего сына, внука, правнука! И случится это не в переходный период — ты понимаешь, в период, когда возможны всяческие странные явления, — а в построенном коммунизме! Нет, Маттес, то, что нужно изжить сейчас, нельзя оставлять на доработку грядущему. Ясно тебе?
Маттес (пристыженно). Абсолютно. Ну давай, начинай!
Ангелика (смотрит в свои записи). Эпизодов из детства мы коснулись пока весьма поверхностно. Давай попробуем пройти их еще раз. Итак, однажды, когда тебе едва исполнилось пять лет, вдруг пропал сыночек вашей соседки…
