Пшеница у Красного Гоза уже в крестцах лежит, а жнивье твердое как камень. Здесь-то не растрескается, можно быть спокойным. Солончаки не трескаются. Ну, с этим можно не спешить. А вот кукуруза да картошка… Кукуруза уже початки гонит; здесь еще урон невелик. Не зря он землю обрабатывал и рыхлил раз пять, так что кукуруза пока держится. Однако если в течение еще двух дней не получит она воды — конец. Не будет урожая. Останется только будылья срезать… Поднимается Гоз на дамбу.
Пять шагов — на дамбу взойти, оттуда к воде — один шаг. Намного выше поля течет вода. Наклоняется Красный Гоз. И кажется ему, что этим движением спасает он землю, избавляет и себя, и свою семью от страданий.
Вода — теплая на ощупь; пенится земля, когда выливает он ведро воды меж двух крайних рядов кукурузы, и рассыпаются вокруг белые искры. И тут же пропадает влага, всасывается. Лишь темное пятно остается на этом месте. В нос бьет запах влажной земли; кажется Красному Гозу, что с этой водой принес он миру новые откровения. И когда поднимает ведра, одно за другим, будто снова и снова толкует смысл этих откровений.
Мысли теперь роятся в голове. Во-первых, думает он о том, сколько воды сразу же испаряется в воздух и сколько уходит в землю. Воздух, должно быть, забирает все ж меньше. Хорошо бы, однако, знать точно: сколько в землю, сколько в воздух… Ого, сколько ему всего надо знать.
Однако с одним ведром работать неспоро. Чем дальше надо носить, тем реже ходит ведро между каналом и землей. Неблагодарная работа. Сил требует много. И веры. Но все же главное — сил. И снова встает перед ним картина: большое колесо, вычерпывающее воду из канала. Не говоря уж о насосе с мотором, который включил — и знай только, рой лопатой канавки… Только так надо делать, иначе погубит деревню засуха и голод.
Время движется к вечеру, и наступает момент, когда чувствует Красный Гоз: силы у него кончились. Многовато для первого раза… да еще без передышки. Садится на дамбу, то на воду смотрит, то на поле. Закуривает. Следы полива на земле видны, а на самой кукурузе — пока не очень. Это позже скажется, ночью, когда поднимется влага в стебель, в листья, в початки… А солнце жжет все беспощаднее. Там, где тень падает от кукурузы, земля еще темная, а на солнце уже и следов не осталось от вылитой воды. Особенно там, где начинал он поливать!
Нет, так не годится. По-другому надо. Вечером надо запускать насос или колесо: ночью не высушит воду солнце. Вся в землю уйдет… А то еще… хо-хо! Воду можно просто пустить в канавку…
Несколько минут отдыха, еще одна цигарка — и опять ощущается сила в руках. Словно неделю отдыхал, лежал кверху пузом. Когда там еще колесо будет или насос. Пока остается надеяться вот на это ведро… Поехали дальше.
Как и рассчитывал, к заходу солнца вылил он на кукурузу ведер двести воды, а полил всего около ста саженей. Ничего, на сегодня хватит.
Надо посмотреть, что будет с кукурузой ночью.
Стоит на дамбе, под ногами грязь от выплеснувшейся воды; а со стороны прудов два человека подходят, господского вида, с ружьями. Между прудом и каналом, в углу, стоит помещичья пролетка. Пролетка стоит, господа идут. Один — управляющий, другой — инженер из Водного хозяйства. Смотрит Красный Гоз, чувствует: что-то не так, а что, об этом не хочет думать. Господа подходят.
Останавливаются возле лужи на дамбе, разглядывают лужу, следы сапог в ней, ступеньки на обоих склонах дамбы, тропинку, уводящую в кукурузу… Наконец управляющий говорит:
— Вы что здесь делаете?
— Я-то? Теперь — ничего. Теперь отдыхаю.
Тут говорит инженер:
— Вы, сосед, спрашивали у кого-нибудь разрешение?
— Разрешение? Это на что же?
— На что? На воду. Вода не вам принадлежит, а Водному хозяйству.
— Вот эта вода, которая течет просто так?
— А эта вода… государству принадлежит. Словом, разрешение нужно, сосед. Как вас зовут-то? — и лезет в карман. Ружье на плечо вешает. Вынимает блокнот, карандаш. Смотрит на Красного Гоза выжидающе.
Красный Гоз усаживается на землю. Колени поднимает, смотрит на инженера боком, исподлобья.
— Меня как зовут? Тогда начнем с самого начала. Как вас, значит, зовут?
