«2x2=4» — не только в Ирландии, но также в КНР, Индии и других преуспевших странах. У нас же, как ни множат 2x2, получается опять и опять — 666.
Итак, начался новый застой.
Вину за потерянное время, за проваленную экономику, за разгул полицейщины обычно возлагают на президента, на его посредственность, лицемерность и т. п. Как пишет Анна Политковская, «Россия без НТВ — это Россия с Путиным. То есть с главным лицемером всея Руси. Это он строит свою политику на вседозволенности правоохранительной системы. Под ладно скроенные фразки о приоритете закона. Нет никакой борьбы с преступностью — есть борьба с инакомыслием. Граждане должны не высовываться, быть незаметными и незамеченными, должны успеть склонить голову перед сильным, а еще лучше — проворно дать ему на лапу, пока он тебя не сожрал. Это и есть страна, где правит закомплексованный полкаш, не сумевший дотянуться до генерала» (Новая газета, № 24, 5–8 апреля 2001 г., стр. 13).
Отвлечемся от личности, хотя лидер играет огромную роль, — копнем глубже. Так, Дмитрий Фурман в «Общей газете» № 15 справедливо указывает, что «Путин не может сделать то, что выше его сил. И нет оснований считать, что все, что говорит президент — обязательно лицемерие. Тем не менее, Россия под руководством Путина нормальной европейской страной не станет. И дело не в мировоззрении и личных качествах президента. Дело в том, что объективно стоящие перед нашим обществом задачи данного этапа модернизации — не в компетенции президента. Более того, это — задачи, идущие вразрез с естественными импульсами человека, оказавшегося в путинское время на путинском месте» (стр. 7).
Дело в том, что особенность нынешней задачи модернизации — для ее выполнения «не только не нужно дальнейшее усиление личной власти, но и теперешняя сильная власть является препятствием. Например, — говорит Д. Фурман, — я вполне допускаю, что «абстрактно» Путин хочет независимых судов. Но независимый суд — это прежде всего суд, независимый от него самого и его чиновников, то есть суд, мешающий ему, сковывающий его. Между тем задача сделать нечто мешающим тебе — едва ли не противоестественная. Я вполне допускаю, что Путин хочет «равноудалить» олигархов. Но как это сделать, если один олигарх делал тебе всякие пакости и вообще неприятен, а другой помогал и во всех отношениях симпатичен. Для «равноудаления» надо или постоянно сдерживать свои нормальные человеческие импульсы, что очень трудно, или создать механизмы по ограничению своей власти, что еще труднее».
Д.Фурман делает вывод, что «потенциал модернизации сверху исчерпан», и в сложившихся реалиях лучше, чтобы Путин «был повторением (в более современной и культурной версии) Брежнева, чем пародией на Сталина. Конечно, это — застой. Но взять последний барьер на пути «в Европу», перейти к свободным выборам в теперешнем состоянии общество явно не готово. Как исчерпан потенциал русской авторитарной модернизации, так, очевидно, исчерпан и «освободительный» потенциал теперешнего активного поколения. Оно добилось (или получило) максимальной свободы, которую было способно вынести. И, может быть, обществу пойдет на пользу спокойное «застойное» время, когда можно будет накопить силы для последнею рывка. Когда нет сил идти в гору, которую все равно надо одолеть, лучше постоять и отдохнуть, чем кувыркаться вниз» (стр. 7).
Между тем мы уже скатились. Ниже полицейщины падать некуда. Даже если бы в РФ, случись такая беда, возникло бы откровенное «внешне управление» (иностранная оккупация, «новые варяги»), это сейчас было бы «полезнее» для будущего русского народа, чем нынешнее удушение его предприимчивого актива. «Отдыхать» не по своей воле мы при полицейщине будем сотни лет, как Латинская Америка. Мы не устали — нас затоптали.
2001 г.
