- Доброе утро, ребята!- на безупречном русском языке произнес он.
Я растолкал спящего Эмина, он продрал сонные глаза.
- Ваши документы.
Я ему дал свой паспорт. Сначала он принял меня за россиянина и вроде бы не стал придираться, но, увидев по паспорту, что я - иностранец, тоже стал спрашивать.
- Куда едем?
- В N, - ответил я.
- С ним едешь?
- Да, вместе.
- N! О, N - хороший город, славный. Я бывал там. Однажды мы туда машину гнали с товаром, на девятнадцать тясяч рублей пролетели. А город-то вообще хороший, - и, обратившись к Эмину, - А ты на базаре там Марину знаешь?
- Знаю.
- А Гасана, что торгует фруктами, знаешь?
- Ну,- с похмелья буркнул Эмин.
- А директора рынка , - он назвал какую-то фамилию, - знаешь?
Эмин кивнул.
- Да, N - хороший город. Так, ребята, с вас по пятьдесят рублей, сказал джигит, отдавая паспорта. Эмин нехотя порылся в карманах, вытащил оттуда деньги и отдал их лезгину. Пожелав нам счастливого пути, рэкетир в погонах удалился.
Ничего себе! И здесь то же самое! Заходит в вагон, подходит к пассажиру, тот мирный человек, никого не обижает а ему говорят : "Давай пятьдесят рублей!". Если с носа он по "питеру" снимет, сколько же тогда с поезда выходит? Но с женщин и со стариков, говорят, не так берут. И с русских тоже не так берут - у тех все таки есть некоторое понятие о праве. Хотя здесь многое решает принцип - кто нахальнее, у кого крепче нервы и меньше совести.
Часам к девяти утра приеали в Махачкалу, выехали в сторону Чечни, прошли рядом с ней, не заезжая на ее территорию, и от Кизляра уже до Астрахани через голые калмыцкие степи. Хорошо, что хоть через Чечню не едем. А то лет десять назад, при дудаевском режиме, говорят, на этих поездах такое творилось! Выбитые камнями стекла не считаются - это было просто приветствие! Вооруженные чеченцы заходили в вагон, кого хотели - могли ограбить, избить, и даже застрелить. Рассказывают, что один азербайджанский парень послал вайнахов подальше, завязалась потасовка, бандиты выволокли парня на перрон и хладнокровно обезглавили...
К нам подсел мужик, тот самый, что вез две горелки с газом, он был метис, отец у него азербайджанец, а мать - украинка. Когда распался Союз, он уехал на Украину. Его звали Валерий. При посадке в поезд он взял с собой только вещи и документы, а продукты в дорогу и деньги ему обещали принести на перрон его родственники. Однако родственники по каким-то причинам не пришли. И Валерий поехал домой без корки хлеба и с 500 манатами в кармане это около трех рублей - в Баку на эти деньги можно один раз проехать на автобусе или купить булочку, а в других государствах ничего не купишь и вовсе. Так вот, со всех сдирали деньги, а с него, горемычного, взять нечего. Ходил, голодный, по всему вагону, побирался. У кого чай просил, у кого хлеб. Ну, простые кавказцы в этом плане люди не вредные, и Валерий умудрился через четыре границы (азербайджанскую, российскую, еще одну российскую и украинскую) проехать с десятью центами в кармане. Чем не рекорд Гиннеса!
Безлюдная унылая калмыцкая степь... Выше сорок пятой параллели денег больше никто не вымогает - из Пустыни мы уже выехали, теперь - Степь. Проводники заводят магнитофон, и вагон наполняется эстрадно-блатными песнями.
Вечером мы приехали в Астрахань. Вдоль железнодорожного полотна череда гаражей. Переехали по мосту через замерзшую Волгу. Красиво. Не знаю почему, но понравился мне этот город. Какая-то энергетика от него исходит. Город как будто дышит. Из многочисленных труб идет белый дым. Ночь черная, морозная, звездная.
На астраханском вокзале я вышел на перрон. Морозно, но не холодно. удивительное ощущение. Раньше ведь я никогда не знал настоящих морозов, а тут где-то минус пятнадцать. Когда я впервые вдохнул этот морозный воздух, у меня было такое ощущение, что воздух какой-то отравленный, будто легкие мои заполнил не воздух, а какой-то неизвестный газ. Но потом я привык. В Баку даже бывает холоднее. Температура ниже минус трех здесь не опускается никогда, да и то ночью, но тут нельзя не брать в расчет ветер, сильный северный ветер, залезающий под одежду и проеживающий насквозь.
