XXIX. ДОРОГА ИЗ ШЕМАХИ В НУХУ
Как и было условлено накануне, ровно в полдень мы простились с нашим милейшим комендантом и его семейством.
Он снабдил нас конвоем из двенадцати человек под командой храбрейшего из своих есаулов — Нурмат- Мата.
Нурмат-Мат должен был сопровождать нас до Нухи. Лезгины уже начали боевые действия. Ходили разговоры о похищенном скоте и об уведенных в горы жителях равнины. Нурмат-Мат отвечал за нас своей головой.
Наш выезд из Шемахи, благодаря тому что впереди нас ехали два сокольника с соколами на руке, имел вполне средневековый облик, который доставил бы удовольствие всем еще оставшимся во Франции приверженцам исторической школы 1830 года.
От Шемахи до Ахсу — Новой Шемахи — дорога несколько напоминает шоссейную, так что она не совсем уж скверная; кроме того, по обеим ее сторонам начинает появляться держи-дерево, то есть те знаменитые колючие кусты, противостоять которым способны одни лишь лезгинские сукна.
После Баку нам не встретилось ни одного дерева.
На дороге же из Шемахи мы снова увидели не только деревья, но и листву.
Воздух был теплый, небо чистое, а горизонт изумительно голубого цвета. За полтора часа мы проехали двадцать верст, отделявших нас от места охоты.
Мы узнали его издали. Два татарина ожидали нас, держа двух лошадей на поводу и трех собак на своре.
Вместе с ними нам предстояло принять участие в соколиной охоте.
Мы вышли из экипажа, но, поскольку вдоль всей дороги на глазах у меня резвились зайцы, я прямым ходом бросился в колючие кустарники, решив начать охоту с пушных зверей и вынудив тем самым последовать за мной татарина с моей лошадью.
Муане поступил точно так же.
Не успев сделать и ста шагов, каждый из нас убил по зайцу.
Кроме того, я поднял стаю фазанов и проследил, куда она опустилась.
После этого, сев на коня, я подозвал к себе сокольников.
Они тотчас примчались со своими собаками.
Я указал сокольникам место, где сели фазаны. Мы спустили собак со своры и поскакали туда же сами.
Подъехав к указанному мною месту, мы оказались прямо посреди стаи фазанов, взлетавших вокруг нас.
Сокольники спустили двух соколов.
Я двинулся вслед за одним, а Муане — за другим.
Стоило мне проехать двести шагов, как фазан, за которым я следовал, оказался в когтях сокола.
Я подоспел вовремя, чтобы вырвать у него фазана еще живым. Это был великолепный петух, лишь слегка раненный в голову.
Сокольник вытащил из кожаного мешка кусочек окровавленного мяса и дал его соколу, возмещая ему утраченную добычу.
Птица была явно ограблена человеком, но, тем не менее, казалась совершенно довольной и готовой возобновить охоту на тех же условиях.
Мы вернулись к нашему конвою. Муане посчастливилось так же, как и мне, и он возвращался с прекрасным фазаном-петухом, еще живым, но пострадавшим больше, чем мой.
Петуху тотчас свернули шею и бросили в багажный ящик экипажа, рядом с двумя убитыми зайцами.
Затем, отыскав самый высокий пригорок, господствующий над всеми окрестностями, мы застыли на нем, словно две конные статуи, а двух наших сокольников отправили на поиски дичи.
Они поскакали с соколами на руке и сворой собак, рыскавших в кустах.
Наконец, взлетел один фазан; сокольник спустил на него своего сокола, но фазан ускользнул от погони.
Затем поднялся другой фазан, и на него кинулся второй сокол. Фазан летел прямо на нас, как вдруг сокол, которому оставалось сделать три-четыре взмаха крыльями, чтобы настигнуть добычу, рухнул прямо в кустарник, как если бы ружейный выстрел перебил ему оба крыла.
Я поднял глаза, чтобы отыскать причину этого внезапного падения. В ста метрах над моей головой пролетал огромный орел. Сокол заметил его и, считая себя, без сомнения, браконьером перед лицом столь могущественного властелина, поспешил опуститься в кусты.
Орел спокойно продолжал свой полет, не проявляя к соколу никакого интереса.
Помчавшись к тому месту, где рухнул сокол, я с немалым трудом отыскал его; он спрятался в траве и весь дрожал.