Дойдя до конца аллеи, Анна Павловна повернула обратно. Вспоминала избу свою, девок. Как они там? Управились ли с огородом? Хороша ли картошка нынче? А вдруг дожди, как в прошлую осень? Письма давно не получала...
— Ходишь? — дерзко спросил нечесаный, небритый Гришка, когда Анна Павловна проходила мимо. Глянув на Гришку, Анна Павловна сразу определила, что мужичонка он никудышный, к жизни не приспособленный, пьющий и бездомный, таких ей уже приходилось видеть — возле районной чайной толкутся днями.
— Гуляю, — сдержанно ответила Анна Павловна, останавливаясь по деревенской привычке с заговорившим с ней человеком.
— Небось скучаешь? Небось милого проводила? — весело и с ехидцей спрашивал Гришка, перебрасывая из угла в угол рта папиросу. — А дома небось муж ждет не дождется. Дома небось дети — семеро по лавкам?
— Никого я не провожала, и мужа у меня пет, — подумав, сказала Анна Павловна. Ждала, что же еще брякнет переступающий с ноги на ногу мужичонка.
— Ну-у, — засмеялся, присвистнул Гришка. — Все вы так говорите. Тут, почитай, семейных никого, одни разводные. Несчастные да убогие. И ты, поди, из них?..
— А и правда одна живу, — тихо созналась Анна Павловна и повернулась, чтоб уйти. — С дочками живу, — поправилась она и осталась недовольна собой: вот стоит с полухмельным незнакомым насмешником, рассказывает о жизни своей. Ему нужда...
— Ты... это, обиделась, что ли? — Гришка шагнул следом. — А я ведь просто так... поинтересовался. Не сердись, слышишь. Я и сам одинокий... Из каких мест будешь сама? — Гришка отступил к складу, ящик придвинул — сесть.
— Из Сибири, — задержалась Анна Павловна.
— Ишь ты, — мотнул головой Гришка. — Далеко заехала. Дальняя. Не бывал, не приходилось. Холода небось? Сам я на морях больше. С мальства, севастопольский...
Они бы, может, поговорили и дольше, по Гришку строго окликнули с кухни, он заторопился, махнув рукой. Анна Павловна, минуя танцплощадку, пошла в корпус дочитывать сказки.
На следующий день снова увидела Гришку, вернее, он сам подошел, когда она, поужинав, сидела на скамье возле цветника, дожидаясь начала сеанса. Торопясь, Гришка назначил ей свидание на завтрашний вечер. В девятом часу в конце аллеи, возле самого шоссе, Анна Павловна согласилась, а когда опомнилась, Гришки рядом не было. День целый она кляла себя — дура старая, удумала. Пойти иль нет? Нет, не пойду. Или сходить?..
Пошла вкруговую, на ослабевших, подсекающихся ногах. Казалось, все знают и смотрят вслед. Встретится сейчас кто-нибудь, спросит: «Куда это ты направилась? Не к Григорию, случаем?»
Гришка ждал в условленном месте, вдали от фонарей. Выл он выбрит, причесан, в другой, более чистой одежде. Походили взад-вперед, но разговор не налаживался. Анна Павловна оглядывалась: не следит ли кто, не подсматривает ли из кустов.
Засунув руку в карман, пошевелив ею, Гришка намекнул на шашлычную. В шашлычной он чувствовал себя куда увереннее.
— Пошли, Анна?!
_ Нет-нет-нет, — испугалась Анна Павловна, представив, как сядут они на освещенной веранде, за столиком, среди подвыпивших, Гришка закажет вина, начнет угощать, а все станут за спиной указывать на них пальцами. Напьется, тащи обратно. От него и так попахивает. — Нет, Григорий, погуляем лучше, поговорим.
Перешли на малоосвещенную аллею, где стояли скамьи, опустились на крайнюю. Помолчали, Анна Павловна хотела спросить, давно ли Гришка здесь живет и как оказался в санатории, но Гришка придвинулся и обнял: ее. Анна Павловна выпрямилась, задержала дыхание.
— Чего уж там, Анна, — сказал Гришка осипшим голосом. — Пошли ко мне. Конуру мою посмотришь. Сам строил-собирал. — И встал.
Анна Павловна поднялась, молча взяла его под руку — ноги не держали.
В кустах на поляне, куда вела узкая асфальтовая дорожка, стоял одноэтажный, под шифером, на две семьи дом для санаторской обслуги. Несколько домов таких стояло на территории. К левой половине дома, к глухой стене примыкала пристройка об одно окно — ее занимал Гришка Спец.
Как только попали в комнатушку, Гришка, не зажигая света, проворно опустил на петлю дверной крючок, обхватил Анну Павловну и не отступился, пока не осилил.
