В моем теле вы скользите по каналам, плывете по кровяным рекам. Вы все время под моей кожей, в моем теле, вы дышите воздухом, которым дышу я. Когда я засыпаю, вокруг вас воцаряется ночь и мое сердце становится невидимым. На моей коже холодает, травы и волоски на теле потихоньку начинают топорщиться. Вы спите в тени моего колена или в моей поясничной впадине. Вы никогда не бываете одни, вас никогда не бросят на произвол судьбы. Мое лицо далеко от вас, и вам его не увидеть. Мои глаза — огромные, затерянные в пустоте озера, а уши — спиралевидные туманности. Я никогда не говорю в полный голос, мои напевы, мой шепот доносятся до ваших ушей, и вы слышите музыку сфер. Я шепчу непонятные вам слова, которые длятся века. Мои сны приводят к затмениям, падениям комет, полярным сияниям.
В обсерваториях вы через стекла телескопов вглядываетесь в мои органы, в то, что вы называете планетами, звездами, галактиками, жадно рассматриваете черное пространство, заполняющее мое тело, и думаете, что вам его не пересечь. А ведь все это мое, моя плоть, моя кожа. Я стою на большой отмели перед морем, где изредка видны другие, такие же, как я, люди, великаны и великанши. Они тоже смотрят на море, солнце, небо и горы, вздымающиеся за их спинами. Может, все мы во рту у другого великана, еще больше нас, сидим на белых скалах его зубов и глядим на его синий язык, который шевелится и двигается на свету туда-сюда».
[244]
Свет слабеет, словно меркнет свеча. Все кругом колеблется и дрожит. Бледнеет и мрачнеет небо. Всем овладевает какое-то беспокойство, содрогаются деревья, море, стены, даже земля. Найю Найю тоже охватывает дрожь. В этот час, когда мир становится сиреневым, самое время подыскать себе пристанище. Солнце вот-вот исчезнет за горами. Свет почти погас, дело идет к ночи.
Надо скорее найти себе пристанище. Блеклая тень надвигается на землю со скоростью прилива, затопляя собой все предметы один за другим. Надо подыскать себе жилище и заснуть в нем с открытыми глазами. Найя Найя торопливо идет через поля и пустоши. Такое впечатление, что ее кто-то ведет. Найя Найя смотрит на небо, по которому, мерцая огнями, тяжело летит большой самолет. Никто не заговаривает с Найей Найей, и все же она словно следует зову, будто кто-то кричит у самого ее уха, но кричит без слов; этот крик указывает ей путь и направляет ее взгляд. Она словно слышит короткие приказания:
«Направо!»
«Налево!»
«Вверх!»
«Вперед!»
«Налево!»
Не понимая, откуда эти крики, Найя Найя все же повинуется. По руслу из гальки она поднимается вверх по течению реки. Впереди два-три круглых сиреневых холма, зов идет оттуда.
«Скорее!»
«Вперед! »
«Скорее! Скорее!»
[245]
Найя Найя идет по холодной речной воде. Вода уже приобрела сероватый оттенок и вот-вот обратится в пар или туман. Поток протекает меж черных щербатых глыбищ. Дует теплый ветер. От скалистых стен в воздух поднимаются крики. Найя Найя останавливается и прислушивается, ей хотелось бы ответить, но она не знает как. Она подходит и кладет руки на скалистую поверхность, ее ногти скребут камень. Найя Найя взбирается на холм, она знает, что там найдет себе пристанище. Слышатся пронзительные крики, они достигают сознания словно маленькие металлические стрелы.
«Сюда! Сюда!»
«Туда!»
«Скорее!»
Хватаясь за растущие на камнях колючие кусты, Найя Найя карабкается наверх. Внизу на гальке громыхает поток. Но Найя Найя не боится. Теперь она уже не очень далеко от входа. Она уже так давно не слышала этот зов. Слышала всякий раз, когда опускался вечер. Но она не очень понимала, что это значило. Сегодня вечером Найя Найя обретет отличное пристанище, лучше, чем комнаты в домах, ямы в песке или блокгаузы на морском берегу.
Это пещера на склоне холма, широкая, темная, глубокая, Найя Найя в нерешительности. Но тут раздаются пронзительные крики, да так близко, что раскалывается голова. Звон, свист, жужжание — все эти звуки разом льются из пещеры, потом они затихают, но тут же возобновляются снова, по одному или сразу десятками. Крики, острые, как иглы, разносятся так быстро, что их едва успеваешь разобрать.
