Иногда они смотрели по телевизору старые фильмы времен папиной молодости, которые Энн тоже очень любила. Она любила все, что любил ее отец.
Она передернула плечами и замедлила шаги. Тяжесть, давившая на сердце, делалась все ощутимее. Поравнявшись со скамьей, она присела на нее и отстегнула поводок, чтобы Глостер побегал на воле. Все! Ее отца больше нет. Надо смириться. Он умер слишком внезапно. Она не была готова к такой потере. Но, наверное, отец предпочел бы подобный конец долгим месяцам тяжелой болезни. И она опять жалеет себя.
Вот, снова подступают слезы! Энн запрокинула голову и взглянула в низкое серое небо – впрочем, уже почти совсем стемнело, и неба Энн не увидела, а только свинцовую мглу. Сбоку аллею освещали расплывающиеся круги света от фонарей. Не думать, не вспоминать! Отец сказал ей как-то: «Я очень люблю тебя, Энн, и никогда тебя не оставлю». Вот в это она и будет теперь верить. Значит, папа где-то близко. Он никогда не пообещал бы ей такого, чего не смог бы выполнить. Эти слова звучали у нее в ушах на кладбище, звучат и сейчас. Конечно, он не оставит ее. Он сидит рядом с ней на этой белой садовой скамье. Может быть, его даже видит Глостер – ведь собакам ведом мир, сокрытый от людей. Вон он как весело бегает по лужайке. Когда шесть дней назад Энн вернулась из больницы и они вошли вместе в пустую квартиру, терьер уже не заскулил и не завыл, а пробежал в папин кабинет и прыгнул на диван, где всегда сидел папа, и лежал там до самой ночи. Вид у него при этом был загадочный и не особенно грустный.
Джон занимался организацией похорон, отвечал на телефонные звонки, а Энн почти не выходила из своей комнаты. Усталость и пережитый шок еще не давали ей возможности полностью осознать случившееся. Но потом наступил день похорон. В церковь пришли друзья и сослуживцы отца, все подходили к Энн и выражали ей соболезнование, и ей понадобилась вся ее выдержка, чтобы не утонуть в слезах и не сбежать. Рядом с ней стоял мистер Катерленд, ближайший друг отца, а миссис Катерленд обнимала ее за плечи. Джон разговаривал с какими-то людьми, он словно избегал подходить к сестре. Энн поняла теперь, что он боялся, как бы она не «раскисла окончательно».
Герцог Глостер вдруг предостерегающе залаял, и Энн вернулась в реальность. По правую руку от скамьи проступала из темноты статуя Питера Пэна. Уже некоторое время шел довольно сильный дождь, и она только сейчас почувствовала, что все ее лицо мокрое. Энн вытерла его платком и встала. Пора возвращаться домой.
Энн направилась в боковую аллею и тут отчетливо услышала шаги. Она огляделась по сторонам, насколько позволяла видимость, но аллея была пустынна. Энн зябко передернула плечами, по спине пробежал неприятный холодок. Она ускорила шаг. Герцог Глостер молча жался к ее ногам.
Перед поворотом налево Энн еще раз бросила назад взгляд через плечо – сзади смутно маячил мужской силуэт. Ничего особенного в этом, конечно, не было, мало ли любителей прогуливаться в парке, пусть даже вечером и в дождь. Но Энн остро осознала свою беспомощность и беззащитность. Конечно, Герцог – отважный пес и готов геройски защищать хозяйку ценой жизни, но он такой маленький и сам нуждается в защите.
Энн резко свернула теперь направо и ускорила шаг, думая только о том, чтобы быстрее достичь ворот парка. Человек за спиной тоже повернул и ускорил шаги. Вот и памятник принцу Альберту, вот чугунная решетка. Подхватив Герцога на руки, Энн бросилась к ней и через ворота Виктории выбежала на людную Кенсингтон-роуд. Сразу осмелев, она остановилась на тротуаре и оглянулась на ворота, ожидая увидеть преследователя. Но из парка никто не появился. Энн еще подождала и двинулась вверх по улице к своему дому.
Этот незначительный эпизод несколько отвлек ее и даже поднял настроение. Но стоило Энн войти в подъезд, как мысли об утрате и одиночестве овладели ею с небывалой силой. В то же время она порадовалась, что не встретила внизу миссис Хьюстон, разговаривать у нее просто не было сил.
Автоматически она сняла в прихожей куртку и повесила на дубовую полированную вешалку, переоделась в домашний халат из зеленого бархата, теперь несколько выцветший, с кисточками на поясе. Она купила его в Александрии. Аппетита не было.
