Я подмечаю за собой любопытное новое явление: я часто вижу сны и – что особенно интересно – очень хорошо помню их, иногда живее, чем события, происходящие в течение дня. Изображение четкое, во сне зрение служит мне безотказно. До чего ярко, отчетливо, ясно сохранился в памяти, к примеру, сегодняшний сон. В картинах сновидений свет и тени были разграничены резче, чем в подлинной реальности. Оказавшись во главе какой-то партии, я выступаю перед парламентом с пространной речью, слова мои тщательно подобраны, звучат логично и убедительно и подкреплены плавными, размеренными жестами. Я предлагаю проект реформ (хорошо помню, в чем заключалась их суть), вот-вот дело дойдет до голосования, и судя по всему, я буду избран премьер-министром. И в этот момент вдруг вскакивает какой-то одутловатый тип с налитыми кровью глазами, причем даже не из рядов оппозиции, а вылезает из-под стола, из сценического люка. Хриплым голосом он выкрикивает какую-то бессвязную чепуху, смысла не разобрать, рот его широко разинут подобно черному омуту, и я слышу слова: «Симптоматическое лечение. Симптоматическое лечение». «Хватит с нас симптоматического лечения, долой этих барчуков, долой их, вырезать, удалить прочь». Я пытаюсь утихомирить его, переубедить, но он лишь отмахивается сердито, словно от противного кошачьего мяуканья, и тут я в полном ошеломлении ловлю себя на том, что и в самом деле мяукаю. Из темного дверного проема перепутанный насмерть отец делает мне знаки, чтобы я унял этого горлопана или хотя бы запретил ему топать ногами и верещать, не то он разбудит Гаспареца, живущего под нами, этажом ниже, и тот заявится к нам со скандалом. У меня тоже от страха замирает сердце, в детстве у нас в семье частенько поминали этого Гаспареца. Оратор, однако, все проворнее отплясывает джигу, теперь он уже не речь произносит, а только знай себе ухмыляется и прищелкивает в такт каблуками, я хочу энергично вмешаться, решительно призвать его к порядку, но вместо этого у меня вырывается пронзительно-тонкое мяуканье, от которого я и просыпаюсь.
Не только во сне, но и наяву, когда я мелкими шажками бреду вдоль Альзер Штрассен, за мною с мяуканьем неотступно крадется скука. Вся жизнь превращается в сплошное нудное мяуканье, некий незримый попрошайка тащит вслед за мной шарманку, я улавливаю ее скрип лишь на ходу: стоит мне, внезапно остановившись, обернуться назад, как она тотчас же смолкает и исчезает прочь. Господи, до чего мне все надоело, опостылела болезнь, опостылела смерть – нет в ней ничего потрясающего и ужасного, возвышенного или принижающего, она всего лишь надоедливо скучна подобно трусливой, жалкой бродячей собаке, увязавшейся за мною следом.
Надоело лавировать на середке тротуара, зная, что меня на ходу заносит, а поскольку вижу я настолько плохо, что не в состоянии корректировать свои шаги, то постоянно или оступаюсь с тротуара на мостовую, или натыкаюсь на стены. Надоело стыдливо забиваться в угол или часами отсиживаться в холодной уборной, надоел шофер, сочувственно тормозящий машину, когда я, с трудом ловя воздух, выскакиваю наружу; надоели Будда и Конфуций, одинаково скучно смотреть им в лицо и поворачиваться к ним задом, – предпочитаю им Демокрита или кого-либо иного из безбожников, кто пренебрежительно, с вызовом и злорадством таращит свои пустые, незрячие глазницы наперекор сверкающему солнцу, от которого слепнет зрячий!
И однажды утром я просыпаюсь в буйном настроении. Йошке, своему милому старинному приятелю, который с неизменной верностью каждое утро наведывается ко мне в гостиницу (в глазах его застыло страдальческое выражение, но он негромко похохатывает над моими шутками), я пересказываю очередной свой сон. Представь себе, являемся это мы с супругой в клинику, как обычно, к десяти утра. Однако всем на удивление господин Пёцль уже на месте, и, хотя встречает нас слащаво-приторной улыбкой, он явно недоволен, что мы припозднились. Мадам рассыпается в извинениях, о, garments, garnichts, Gnädige,[18] извольте, как вам будет угодно, но я-то чую неладное; однако вида не подаю, предупредительно улыбаюсь и небрежно-шутливым тоном начинаю перечислять ему симптомы, а сам тем временем, достаю бумажки с результатами анализов, точно книготорговец – проспекты, и все объясняю, подсовываю ему их, hier Röntgenbefund, nicht wahr, auch erwähnungswert.