Пролетела ночь. Сияет яркое, жаркое утро.
«Москвич» мычит во сне. Андрей Иванов похрапывает, Помпей Петрович ежится на диване в тревожной дремоте, как оторванный от привычного логова. Дама очень кроткого характера, не представлявшая и с вечера прелести, теперь, когда дорогой шиньон ее сбился на сторону и рот разинулся, решительно никуда не годна.
Черноглазая девушка крепко спит. Во сне она положила голову на плечо соседки, поименованной «москвичом» «дитятей пышной Украйны».
Соседка уже проснулась. Она бережно приподнимает склонившуюся на ее плечо голову, кладет ее себе на колени и долго смотрит на это спящее лицо.
Какое честное, смелое, прекрасное лицо! Видно, что эти губы не раскрываются для лжи.
Она взглядывает на свесившуюся руку. Какая сильная, рабочая рука! Вовсе не сахарные пальчики!
Она смеется от удовольствия и тихонько целует в лоб спящую.
Кажется, она думает: «Нет ничего на свете лучше честного человека!»
Вслед за этим приятным чувством является невеселое раздумье: «Кто ты такая? Что с тобой будет? У какой пристани очутишься?»
— Москва! Москва! — вдруг вскрикивают со всех концов. — Москва видна!
1871
