Конечно, наступит время, когда ее сын станет обращать больше внимания на девушек и значительно меньшие думать о матери (будем надеяться, что это понравится ей не меньше, чем она предполагает). Странная вещь, те самые женщины, которые выказывают наибольшее презрение к мужской половине человечества, по-видимому, даже в самых безобразных ее представителях находят особенную прелесть и достоинства, когда эти представители их сыновья.
Маленькая девочка смотрела на сына купца дольше и внимательнее, вероятно, потому, что она была дома, а он путешествовал и привык к новым предметам. Кроме того, она не была занята лепешкой.
В продолжение всего ужина говорилось только о юном Жильяре. Его родители были до безумия очарованы им. Monsieur все говорил об уме своего сына, о том, что он знает всех школьников по имени, и, когда мальчик совершенно не поддержал своей славы, принялся толковать, до чего малютка осторожен и точен; отец прибавил, что если мальчика спрашивают о чем-нибудь, он сидит и думает, думает, а если не знает, что сказать, «ну, право же, ничего вам не ответит», «ma foi, il ne vous le dira pas». Это, конечно, высокая степень осторожности! По временам господин Гектор с полным ртом обращался к жене, осведомляясь у нее, каких лет был мальчик в такое-то или такое-то время, когда он сказал или сделал что-либо памятное. Я заметил, что madame по большей части отклоняла эти вопросы. Она не была хвастлива, но не могла вдоволь нацеловаться с сынишкой; казалось, ей доставляло тихое удовольствие подчеркивать все мелкие счастливые события его маленькой жизни. Ни один школьник не мог бы пространнее толковать о праздниках, которые только что начинались, и меньше вспоминать о мрачном времени учения, неизбежно последующем за ними. Она показала с гордостью, может быть, в сущности, мелочной, карманы сына, набитые волчками, свистками, шнурками. Когда она отправлялась куда-нибудь по делу, он ходил с нею, и если торг бывал заключен, получал из барыша один су. Да, эти добряки сильно баловали сынишку. Однако они смотрели за его манерами и делали ему замечания за маленькие погрешности против приличий, что несколько раз случилось во время ужина.
В общем, я не чувствовал особенной обиды при мысли, что меня приняли за торговца-разносчика: я мог думать, что я ем красивее или что мои ошибки во французском языке иного порядка, нежели погрешности господина Гектора, но действительность показала мне, что хозяйка гостиницы и два мужика не обращали ни малейшего внимания на эти достоинства. По существу мы и Жильяры стояли на одной ноге в гостинице Пона. Господин Гектор, пожалуй, держался свободнее и говорил со всеми развязнее нас, но это объяснялось тем, что он приехал в фуре, на осле, тогда как мы, бедные, пришли пешком. Полагаю, все остальные думали, что мы умираем от зависти (хотя и не в дурном смысле этих слов), видя, что мы не достигли в нашей профессии высоты новоприезжего.
Одно поразило меня, едва эти незлобливые простые люди появились на сцене, как все остальные растаяли, сделались человечнее и разговорчивее. Не думаю, чтобы странствующий купец вез с собою необычайную сумму денег, но мне кажется, что у него было хорошее сердце. Наш свет до того полон превратностей, что если вы найдете в человеке одно или два чувствительных места, в особенности же если вы увидите, что целая семья живет в хороших отношениях между собой, вы, конечно, можете быть довольны и считать, что и все остальное в этих людях прекрасно, или (это еще лучше) можете даже не требовать ничего остального, решив, что десять тысяч дурных черт не превратят хорошей черты в менее хорошую.
Время шло. Господин Гектор зажег конюшенный фонарь и отправился осмотреть фуру, а мой юный джентльмен стал снимать с себя свое платье, делать гимнастику на коленях матери, а потом с хохотом соскочил на пол.
— Вы ляжете спать одни? — спросила его служанка.
— Ну, этого нечего бояться, — сказал мастер Жильяр.
— Но ведь ты же спишь в школе один? — возразила мать. — Будь мужчиной!
Но мальчик ответил, что школа школой, а праздники совсем другое дело, что в школе — дортуары, и закончил спор градом поцелуев; мать улыбнулась, бесконечно довольная.
