То была — особая жизнь конца XX века, когда распались коммунистические царства, когда могучий Запад неукротимо шел к закату, утверждая обратное, а ближневосточные тирании терзались выбором — между комфортом и традицией… Мы (независимые наблюдатели) были тогда свидетелями явлений странных и неповторимых. Конечно, в центре всех этих нехороших турбуленций была Россия — моя историческая родина, свирепая и бредовая, но волны от нее шли на весь мир и относили крепкий «Титаник» западной буржуазной демократии от некогда избранного им курса. Sic transit!
Что было важно «тем людям»? Как и всегда, перед концом эпохи — раскрепощенный секс (би-, гетеро- и гомо) стоял в центре их интересов. А также — алкоголь. Желательно, качественный. А также — деньги, одежда, автомобили. Тогда еще — на двигателе внутреннего сгорания, хотя неоднократно объявлялся переход к бездымному топливу. Для молодежи — поп-музыка. Детей рожать не хотелось — на Западе и в бывших коммунистических. На Востоке их рожали слишком много. А до пророков типа Солженицына и Хомейни давно уже никому не было дела. Настал момент, когда надо было наслаждаться моментом. И это святое слово — enjoyment, Genuss, оттяг — было корневым, сущностным знаком. Нашего, блин, времени. Поехали!
Самолет оторвался, и сдвинутая вбок плоскость богемских полей поплыла под нами. Стремительно забирая вверх и влево, мы полетели — на юг! Путешествие в Тунис началось. В страну, где некогда — великий Карфаген, а также Пунические войны, где Халифат и Фатимиды, и турки, и французы… Где золотые пляжи, где мать-Сахара и предгорья Атласа.
Весна и лето 96-го были непривычно прохладными во всем Средиземноморье. Об этом нас предупредили. И все же мы надеялись на лучшее (надеялись, бляха-муха!).
Хотелось — горячего песка, прогулок на верблюде, ныряния в соленую стихию, бодрящего напитка. Немножечко экзотики, немного транса, а главное — так, ничего не делать, лежать. Забыть все.
Хотелось забыть все это — сталинизм, войны, Советский Союз, а также — интеллигентские хобби — Ахматову и Пастернака, «серебряный век» и наболевший крымский вопрос, стенания по былому величию. А также — новую, размеренную жизнь на Западе, подчиненную лишь одному — экономическому выживанию.
Настанет ли время, когда можно будет забыть весь этот набор понятий?
Время-время-время… Качнув крылом, малютка-Боинг пошел на дозаправку в Будапешт. «Ферихедь-2» значилось на щитке. Здравствуй, столица гуннской империи! Отсюда началось мое путешествие на Запад.
Пересечение границы
…Октябрь 89-ro. Трещит Ост-блок. Пока обезумевший мир внимает харизматическому Горбачеву, пока хватаются за голову чиновники ЦК КПСС и Лубянки — надо жать на все педали. Ведь неизвестно — что завтра. А может — они замуруют границу навсегда, а может — они придумают чего еще, и я останусь здесь заложником… 17 лет я был невыездным, и это мой последний шанс… мне почти сорок. В потоке десятков тысяч восточных немцев я покидаю пределы резервации. Великой и страшной империи. Там, позади, остались химерические иллюзии, несбывшиеся надежды, попойки на дачах, ночные кошмары особой силы… А впереди? Мой друг, немецкий анархист Франц Т., везет меня как ценный контрабандный товар. Вывозит меня, завернутого в плед, в багажнике своего допотопного микроавтобуса.
Как мы познакомились в Будапеште, как договорились в ночной пивнушке — особая статья. Он пошел на это из идейных соображений, не взяв с меня ни пфеннига. Наверное, нас сблизили песни «Роллинг Стоунз», поэзия Гельдерлина и жалость к морским котикам, которых безжалостно уничтожали тогда браконьеры Чукотки, Аляски и Лабрадора. Короче, нас объединила ненависть к мировому злу и тяга к неосуществимому идеалу…
Мы движемся почти что шагом — среди плачущих, смеющихся братьев из ГДР — они скопились в Венгрии, хотят на Запад, и вот — им разрешили пересечь границу. Колонна движется час, два — мимо Татабаньи, Дьера, под музыку транзисторов и перекличку клаксонов.
— О-кей! — венгерский пограничник не смотрит на документ, австрийский отдает под козырек, и в общем потоке мы проникаем в Австрию.